По мнению членов секретного комитета, «веские причины дают повод предполагать, что шведский народ, павший духом и истощенный вследствие разных злоупотреблений, допущенных при пользовании его силами, лишен как материальных средств, необходимых для войны, так и силы воли, которая пренебрегает всеми препятствиями». Они винили в этом правительство, воспрещавшее народу даже мыслить вслух о делах своего отечества. «Мое сердце обливается кровью, — говорил один из членов комитета, — при мысли, что шведский национальный дух находится в упадке». — «Доказывают, — заявляет другой, — что бывший национальный дух Швеции, если и не совсем еще потерян, то, по крайней мере, ослаб и не желает делать никаких пожертвований».
«Образ мыслей и нравы очень изменились. Нельзя больше рассчитывать на прежнее самоотвержение». — «Я, к сожалению, — говорил третий член комитета, — должен признаться, что та сила и энергия, которыми прежде отличался шведский национальный характер, теперь, кажется, исчезли». — «Я не нахожу в сословиях желания для пожертвований, которые необходимы для продолжения войны. Наши многие несчастья привели к падению духа. Просит ли государство денежную помощь от горожанина, получается ответ, что он не может дать больших авансов, без того, чтоб не разориться. Требуют ли помощи в виде новых налогов или чрезвычайных податей, громко кричат со всех сторон, что этого невозможно сделать».
Тальман крестьянского сословия привел, в числе других доводов в подтверждение своего мнения о необходимости заключения мира, то, что «если этот мир не будет в скором времени заключен и простой народ не будет облегчен от своего тяжкого бремени, он будет повергнут в отчаяние, ведущее к самым роковым последствиям». Эти недосказанные опасения возможности внутренних волнений, а может быть и контрреволюции, очевидно отразились на-решении секретного комитета: в случае крайности во всем согласиться на «тяжелые и весьма пагубные» требования России.
Швеция не могла, таким образом, последовать совету своего воинственного дипломата Стедингка.
Замечательно, что столь же воинственным оказался его достойный соперник гр. Румянцев. Румянцев был того мнения, что русские войска должны идти вперед. Он повторял это при всяком случае как Государю, так и Аракчееву, Барклаю-де-Толли и даже Каменскому. В этом он видел залог успеха переговоров. Генералом Штейнгелем была уже подготовлена новая экспедиция с Аланда на шведский берег — прямая угроза Стокгольму.
Следующим вопросом, вызвавшим большое разногласие, явилась пограничная линия. Казалось, что Император Александр первоначально назначил границей Ботнический залив и реку Торнео. Так, по крайней мере, значилось в инструкции Алопеусу, при отправке его в Стокгольм. Но затем стали говорить о реке Каликсе. Вероятно, на эту новую границу указал Д. Алопеус, стремившийся включить в пределы края ближайших финнов, так как трудно допустить, что Каликс явился последствием описки, как поясняет Шёльдебранд.
В споре о границе приводя доводы в пользу своих воззрений, Румянцев сказал между прочим: никогда вопрос о границах не принимал процессуальной, так сказать, формы; напротив, во всех сношениях со шведским министерством, речь шла просто о самом дальнем пункте новых границ, которые обстоятельства позволяли России приобрести. Он привел при этом, в качестве исторической справки, что если бы когда-либо русский Император вознамерился потребовать себе Финляндию исковым порядком, то приобрел полное на то право именно в настоящее время. Ветвь Голштинского дома устранена от шведского престолонаследия; между тем шведский престол при Елизавете был обеспечен за нею ценою возвращения ему Финляндии, покоренной тогда русским оружием. С потерею ныне Голштинским домом нрав, тогда выговоренных, восстанавливается обратно право России на Финляндию.
Шёльдебранд просил Румянцева прекратить переговоры об области Каликс, которую он называл «краем 26-ти рублей», так как из слов самого Румянцева следовало, что годовой доход с этой области лапландцев не превышает указанной цифры. В частном разговоре с Румянцевым о Каликсе, Шёльдебранд, потеряв терпение, сказал: «После войны, которой предшествовали события, о коих я не желаю упоминать, вы сами должны понять, что честь Императора побуждает не требовать клочка шведской земли. Достаточно и того, что вы отняли Финляндию».