На время отсутствия Штейнгеля, исправление должности командующего войсками возложено было на генерал-майора Демидова, а обязанности финляндского генерал-губернатора — на Армфельта. Свое положение, в это время как первого сановника «самостоятельной» Финляндии, Армфельт понял чрезвычайно своеобразно, о чем свидетельствует его официальная переписка со Швецией. Деловые бумаги, касавшиеся Финляндии, он стал пересылать непосредственно в шведское посольство в Петербурге, без предварительной засылки их в русское министерство иностранных дел. Министр иностранных дел Швеции, фон-Энгестрём, указал, что такой порядок нарушает установившийся дипломатический обычай, и приказал вместе с тем шведскому посланнику в Петербурге, Левенгельму дать объяснение по этому делу. Левенгельм указал, что причиной таких прямых сношений было желание Армфельта сделать управление Финляндии насколько возможно независимым от русских властей, а также стремление ускорить исполнение дел и способствовать благу финляндцев; наконец, он обходил русский кабинет из личных отношений к канцлеру. К этому объяснению Левеньельм присовокупил напоминание о том, что отношения Армфельта к Швеции вообще были осторожные. Тем не менее, в Стокгольме не нашли возможным делать отступление от установленного порядка международных сношений, и приказали Левенгельму прекратить переписку с этим «недипломатическим чиновником». Армфельт счел себя оскорбленным сделанными указаниями, особенно в виду тех немалых услуг, которые им были оказаны шведскому посольству в Петербурге.
В звании финляндского генерал-губернатора Армфельт проявил свою обычную деятельность, стараясь охватить все отрасли правления: он останавливался на экономических вопросах, желал разбудить экономическое общество в Або, «не употребляя палицы Геркулеса»; он думал о Сайменском канале, с целью поднять благосостояние Выборгской губернии, которая прежде была первой, самой промышленной во всей Финляндии, но за сто лет «варварства» сделалась худшею, последнею. Приостановлены были реформы только в виду отсутствия Государя. В скором будущем Армфельт возлагал большие надежды на новый сейм. Его мечтой было «привести Финляндию в такое состояние, чтобы она нуждалась только в хорошем часовом мастере, который изредка заводил бы механизм и присматривал за ним. С помощью же ландтага и стремлений нашего доброго и прекрасного монарха, можно надеяться, что мечты мои осуществятся — даже через несколько лет». Будучи генерал-губернатором, или, — как его назвал один из биографов, — «субправителем Александра I по Финляндии», Армфельт имел еще одну особую заботу, причинившую ему некоторое беспокойство. Он узнал, что русские, опасаясь захвата Петербурга войсками Наполеона, собирались массами выселиться в Финляндию. «Как их разместить, — думал Армфельт, — дабы не обременить финляндцев; если бы не это неудобство, «много бы денег прибыло в Финляндию». Сдав обязанности генерал-губернатора, Армфельт стал опекать начальника края Штейнгеля.
Недоразумения, продолжавшиеся между Штейнгелем и Армфельтом около полугода, были устранены при их встрече, по возвращении первого с похода. Из письма-Армфельта к Эренстрёму от 11 окт. 1813 г. мы узнаем, что Армфельт провел четыре дня в Або, следя за выздоровлением генерал-губернатора, о котором он был того мнения, что он любит Финляндию более, чем 3
/4 её жителей. «Его путешествие открыло ему глаза на настоящее положение и дало ему возможность развить с большею уверенностью те разумные планы, которые он составляет для нашего счастья. Пока я нахожусь при делах, я не перестану содействовать ему во всем, и надеюсь когда-нибудь сказать Императору, что Финляндия никогда не имела и не будет иметь генерал-губернатора, который лучше бы исполнял свое назначение, — т. е. соединял и согласовал интересы монарха с интересами народа».Год спустя, Армфельт, узнав, что Штейнгель ему завидует, притворно писал Эренстрёму: «Боже мой, если бы удалось убедить Штейнгеля в моем отвращении к честолюбию и в моем нежелании стать более на виду, чем теперь. Я хочу работать для счастья моей родины, но не в роли первого актера. В случае надобности, готов сыграть роль лакея, лишь бы только честным образом достигнуть цели».
С Армфельтом отношения улучшились, но недоразумения вообще продолжались, возникая чуть ли не ежегодно. В 1817 г. Штейнгель просил об увольнении от своих должностей, и Ребиндер письмом от 22 декабря уговаривал его, как «вполне соответствовавшего ожиданиям Государя и приобретшего привязанность народа», остаться и «объясниться откровенно, если уже нет никаких средств удержать его на службе отечеству». Штейнгель уступил. «Жертва, приносимая вами, приобретает вам новые права на его Монаршее благоволение». 1819 год также не обошелся без обстоятельств, «встревоживших Штейнгеля». Доводами о непреложности Высочайшего к нему доверия его успокоили и «сохранили для пользы службы».