Ко всему этому 14 февраля н. ст. Кронстедт получил от Короля недостаточно определенную инструкцию. В конце её говорилось: ...«в случае, если бы неприятель во время наступавшей зимы перешел границу, и находящиеся в поле войска принуждены будут отступить, то «жизнью и кровью» до последней крайности обязаны защищать крепость, а в случае невозможности отстоять последнюю, сжечь флот и уничтожить запасы».
Адмирал Кронстедт понимал свое ложное положение и ясно видел свои недочеты. Высоким тоном, строгостью, короткими и непонятными ответами он временно прикрыл их, но вскоре действительность обнаружилась. Ошибки при указанных условиях были неизбежны, и он допустил их целую фалангу.
Во время русской канонады шведы запальчиво отвечали грохотом своих пушек и успели расстрелять значительный запас крепостного пороха. Затем, как сказано было, в крепости оставлено было 1,800 ч. бесполезных людей. Присутствие их никоим образом не могло оказать хорошего влияния на гарнизон. В начале войны, благодаря наличности женщин, офицеры развлекались даже танцами. Впоследствии женщины и дети попытались уйти из Свеаборга, но наше начальство очень предупредительно возвратило всех назад, догадливо усмотрев в их лишних желудках и ртах хороших для себя союзников; при этом русские ссылались на строгие свои законы, воспрещавшие им всякую преждевременную «неуместную снисходительность».
Следующей ошибкой шведов было свидание Кронстедта с Сухтеленом и переговоры его о перемирии. Генерал Сухтелен, которому поручено было дело осады, вступал в непрерывные переговоры с комендантом или через парламентеров, или лично. — Опытный глаз Сухтелена сразу рассмотрел слабые стороны Кронстедта; он подметил, что начальство крепости не соответствовало своему назначению, что Кронстедт внутренне не одобрял политики своего правительства, что он с излишней заботливостью относился к шхерной флотилии, укрывавшейся в крепости, и страдал болезненной мнительностью и нерешительностью. Чрезвычайно ловко воспользовавшись всеми, находившимися в его распоряжении, средствами, Сухтелен смело и определенно заговорил о конвенции, когда ему предложено было временное перемирие. Кронстедт, — «известный своими редкими качествами всей Европе», как писал гр. Буксгевден, — «собирал три военных совета: в оных участвовали семнадцать знаменитейших чиновников крепости». В переговорах с Сухтеленом, Кронстедт колебался, пробовал выговорить частичные уступки и, наконец, согласился. Офицеры Ваденшерна и Фок говорят, что предложение о перемирии на два месяца исходило от Кронстедта, который надеялся, что за это время подоспеет нужная помощь.
История с конвенцией проливает значительный свет на происходившее за крепостными стенами. В записках Лилиенспарре приводятся следующие слова адмирала Кронстедта: «Господа! Я не трус и не наемник, но я не имею другого средства в запасе для крепости и Его Величества, как согласиться на предложение». Полковник Ягерхорн одобрил идею конвенции, полковник Верниельм возражал, а Гутовский предложил отсрочку, с целью добиться лучших условий. На это Ягерхорн ответил: «Хорошо, пусть нас похоронят под развалинами крепости, но вы, полковник, будете ответственны за последствия».
Установлена затем поражающая робость, которую во время переговоров проявил Кронстедт. Как при встрече с русскими парламентерами, так и при обсуждении вопроса в совете крепости, он боялся высказаться прямо и до конца. Военному совету он не смеет представить требований русских во всей их строгости, а говорит о смягчающих условиях. Русским же он не представляет условия совета об обмене островов.
Конвенция, заключенная на острове Лоннан (Договорном), сводилась к тому, что крепость должна быть сдана, если до 22 апреля не прибудет подкрепления с моря; что русским передаются острова Лонгерн (ныне Ключевой), Лилла-Эстер-Свартэ (Стрелковый) и Вестер-Свартэ (Госпитальный), которые, в случае своевременного прибытия подкреплений, возвращаются. При капитуляции все военное имущество должно быть сдано в целости: все офицеры гарнизона — шведы, отпускаются домой на честное слово; нижние чины шведы — отправляются в Россию; что же касается всех финляндцев, то они распускаются по домам или, по желанию, поступают на русскую службу. Флотилия возвращается Швеции по заключении мира, если Англия возвратит Дании отнятый у неё флот.
Первое впечатление от конвенции вне стен крепости не было потрясающим или обидным, так как думали, что это была хитрость Кронстедта, «дабы обмануть русских»... «Вначале я полагал, — писал Эренстрём в своем дневнике, — что заключенная с Сухтеленом конвенция была не что иное, как военная хитрость со стороны адмирала Кронстедта, с целью сберечь военные снаряды и выиграть время для того, чтобы весною при благоприятных обстоятельствах, нарушив под каким-нибудь предлогом условие, с помощью сосредоточенных в известном пункте военных сил, оттеснить неприятеля с тех внешних укреплений, которыми он владел вследствие конвенции...».