Но на гарнизон Свеаборга конвенция повлияла иначе: она возбудила, особенно среди младших офицеров, живейшее беспокойство и горечь. У некоторых из них (например, у капитана Дюрицa) родилась мысль передать начальствование в другие руки. Но окружавшие Кронстедта старшие офицеры были настолько плохи, что ни один из них не оказался пригодным для этой роли и никто из них сам не пожелал стать во главе гарнизона, «к рулю событий». По словам поручика Шаумана, в крепости царствовало такое неудовольствие по поводу условий конвенции, что в тех случаях, когда желали оскорбить кого-нибудь, то говорили: «Тебе следовало бы сидеть в совете», т. е. в совете, решившем условия сдачи крепости 3-го мая н. ст.
Обе воевавшие стороны возлагали на конвенцию главные свои надежды. Шведы рассчитывали, благодаря ей, спасти крепость, так как были уверены, что, послав двух курьеров в Стокгольм, правительство успеет в течение двух месяцев выслать потребную помощь. Комендант думал, что в это время Финский залив, очистившись ото льда, даст возможность шведскому флоту подплыть к стенам крепости. Но курьерам, помчавшимся из крепости в Стокгольм, ставились по пути разные препятствия, почему один из них прибыл к королю лишь в день сдачи Свеаборга, а другой — еще позже.
Русские с своей стороны рассчитывали, что за время перемирия успеют достроить нужные батареи, усилить свою артиллерию и деморализовать крепостной гарнизон, обещаниями роспуска по домам солдат и раздачей им денежных пособий. После конвенции гр. Буксгевден донес Государю, что имел главною целью «успеть, так сказать, поставить крепости против крепостей» и, по прибытии неприятелю любого секурса, «принуждать главную крепость к сдаче, не очищая взятые в залог укрепления». Он хотел «без большего пролития крови добрых воинов» получить не только крепость, но и весь «флот в целости».
По получении в Петербурге известия о заключенной конвенции, Император Александр немедленно послал графу Буксгевдену собственноручную записку следующего содержания:
1) «Отнюдь не переставать в построении батарей, особливо, на островах Катгольме и Скантландене (т. е. Кальфгольм и Скансланд — ныне оо. Михайловский и Александровский) и еще увеличить всю деятельность при оном. 2) По занятии укреплений: Лонгерн, Вестер-Сварто и Остер-Лилла-Сварто — донести: могут ли войска наши остаться в сих укреплениях, если из больших крепостей откроют в них со всею силою неприятельский огонь, ибо легко можно думать и опасаться, что комендант, отдавая нам сии укрепления, имеет свое в виду. 3) Женщин и детей из крепости не выпускать. 4) Коммуникацию и сообщение с крепостью не только не ослабить, но еще строже наблюдать, дабы ничего не было туда доставляемо. 5) Всем солдатам из крепости позволять в город приходить, всегда ласкать и дарить их деньгами и вином, поселяя в них доброе о нас мнение, и стараться им объяснить, что все их пленные отпущены по домам, чем самым и они могут воспользоваться. 6) Если некоторое значащее число солдат сих пожелает остаться, не возвращаясь в крепость, то не упускать сего из вида. 7) Офицерам из крепости стараться под разными предлогами как можно реже позволять приходить в город, а которым будет позволено, то тех стараться употреблять в нашу пользу и не давать им способов видеть наши распоряжения. 8) Занятые нашим войском укрепления неотменно укомплектовывать порохом.
Но и помимо сей инструкции наши начальники распоряжались прекрасно.
После заключения конвенции, главная опасность могла грозить русским со стороны шведского флота, поэтому против него сейчас же приняты были нужные меры. Между прочим, наше начальство распорядилось перенести маяк с острова Грохара более к западу, дабы таким образом, вовлечь корабли на ложный и каменистый фарватер; но прежде всего, места для новых батарей были выбраны с таким расчетом, чтобы отрезать всякий вход и выход из Гельсингфорсской гавани. Эта часть плана, по признанию шведских историков, была выполнена блистательно. «Случаю угодно было устроить так, что заграницей недавно отыскалась надежная карта этого периода Свеаборгской осады. Если по этой карте сравнить положение русских до и после конвенции, то критика конвенции, выходит убийственная. До 6-го апреля нов. ст. вся артиллерийская сила русских выражалась в одной батарее на восточном мысе Гельсингфорса Tullskatudden и в двух упраздненных батареях на Helsingenäset. После этого дня, мы видим, что русские восемью батареями закрыли главный вход около Густавсверда, а также одной вновь построенной батареей на Большом Рентане, одной на Helsingenäset, Лонгёрне и Вестерсвартэ готовы были встретить попытку проникнуть (в гавань) через Лонгернский пролив. Легко заключить насколько крепость теперь была более подвержена риску быть обстрелянной. Но наибольшая опасность грозила шхерному флоту, который находился в заливе между Варгэ и Стура-Эстер-Свартэ: батареей со Скансланда русские могли совершенно уничтожить его во всякое время».