История Финляндии. Время императора Александра I

Лишь после Револакса стала заметна некоторая «радость победы» среди финских войск, судя по крайней мере по запискам того времени. Первого мая справляли победы при Сикайоки и Револаксе богослужением на открытом поле во время метели. По окончании проповеди пропели псалом и сделано 2 ружейных выстрела. После обеда Клингспор произвел парад в Сикайоки. Он только поздоровался с войсками и тотчас же уехал. 22-го мая такой же Te-Deum отслужен был по поводу занятия Сандельсом г. Куопио, а 28 мая произведен был торжественный обряд пожалования в «кавалеры» около Брагестада на открытом поле. Для войска и публики устроили карусели, которые посещались высшими сословиями, дамами и мужчинами. Клингспор и его офицеры устраивали балы в Брагестаде.

Когда Клингспор со своим авангардом вступил в Гамле-Карлебю, то население с восторгом встретило своего «освободителя», и отслужено было торжественное молебствие, по поводу восстановления законного правительства страны, при чем снова принесена была присяга в кирке, взамен вынужденной завоевателем верноподданнической присяги. Асп говорит, что поселяне в Гамле-Карлебю и Кронобю кирхшпилях выражали особенно оживленно свой восторг по поводу возвращения шведов, даже звук их барабанов казался им милее русских.

По поводу победы при Сикайоки и Револаксе, Бракель описывает восторг стокгольмцев, во время прибытия туда Дункера: «Весь город политизирует теперь, начиная с высшего общества и до уличного оборванца-мальчишки. Финская армия пользуется общим и единодушным справедливым уважением всех людей. Каких трудностей, каких опасностей не перенесла она!».

Из следующих строк дневника Аспа мы узнаем кое-что о житье-бытье финского войска этого периода кампании: «Здесь мы тихо пребываем в тощем (magra) Пацйоки. Войска обучаются каждое утро. Однако солдаты не выказывают неудовольствия, так же как и офицеры. Войско, которое держат в заблуждении, и которое имеет все необходимое, все еще выносит терпеливо скуку тишины. Солдаты забавляются кеглями и шарами, которые они добыли себе для развлечения в свободное время. Они, однако, жалуются на недостаток в табаке и деньгах и шутя говорят, что убегут к русским, чтоб там раздобыться табаком. Из Свеаборга прибывают через леса то один, то другой молодец. Хоть бы скорее нас увели отсюда! Скука, плод однообразия, лишает ум его силы. Никакого определенного занятия; ежедневно все послеобеденное время пропадает даром; ни единой книги. Можно считать себя умершим и погребенным. И все-таки и это испытание когда-нибудь может стать полезным».

Начался период финской славы, финских побед и золотых надежд. Этим периодом до сих пор полны воспоминания всего населения Финляндии, героями его гордятся, патриотизмом его воспитывают подрастающее поколение. На этом периоде зиждется самосознание финнов; им они живут. Кто же водил их к победам? Кто, кроме Клингспора и Клеркера, стоял в центре военных событий? В рядах руководителей этого времени выделились следующие имена. Ветеран времен Густава III «четвертый постоянный партнер» за бостонным столом Клингспора и в тоже время представитель совести и сознания армии, красивый высокий финляндец, барон, позже граф, Иоганн Фредерик Аминов, владелец имения Рилакс, друг детства и соучастник заговоров северного Алкивиада — Густава Морица Армфельта. Аминов производит впечатление брюзги и очень самодовольного критика, с плохо скрытыми завистью и враждебностью по отношению к Адлеркрейцу и с очень сильным чувством пессимизма и безнадежности в отношении «борьбы против подавляющей силы России».

Однако новейшие стратеги и военные критики во многих отношениях признают правильность его воззрений на быстрый наступательный образ военных действий Адлеркрейца.

Антагонист Аминова во время войны и после нее — финляндец Карл Юхан Адлеркрейц получил баронство за победу при Алаво и графский титул — за завоевание Норвегии. Когда началась война, Адлеркрейцу исполнилось пятьдесят лет, но он был полон сил и пользовался большой популярностью среди солдат и среди высших военачальников, имел много завистников и критиков, которые письменно и устно жаловались на огромное влияние, которое он оказывал на фельдмаршала. Его открытый, приветливый, мужественный характер, его энергичный способ ведения войны непреодолимо привлекали солдат. После пленения графа Левенгельма, назначенный генерал адъютантом Адлеркрейц явился почти фактическим главнокомандующим; особенно привлекательным вырисовывается его образ в минуты опасности и неудач. В то время Швеция почиталась финскими офицерами за их отечество, почему Адлеркрейц грустил об отторжении от неё Финляндии. По смерти (1815) этому «финляндскому герою и творцу королей» оказаны были великие почести: его прах перенесен в «шведский Пантеон» — в Риддаргольмскую церковь в Стокгольме. «И не зайдет заря дня рокового, когда его забудут Швеции сыны».