История Финляндии. Время императора Николая I

Но мало этого. Нередко замечается, что общая деятельность одухотворена высокими порывами, окрашена идеальными стремлениями. Идеалистической мечтательностью полна незлобивая душа 3. Топелиуса; планы Фр. Сигнеуса всегда требуют широких рамок; Рунеберг, как истинный поэт, не мог не витать в области идеала; идеализмом проникнуты мысли профессора Ильмони; Вассер возвышенно говорит о мировом положении Финляндии. И т. д. Все это создало в обществе потребность духовного интереса и влило в общую работу много свежих нравственных сил, что в свой очередь придало прочную устойчивость всем начинаниям, подведя под закладываемое национальное сооружение широкую духовную основу. Такое движение, как пиэтизм, глубоко проникшее в слои народа, было полно духовными и идеалистическими началами.

Большие дела зарождались тогда нередко в бедности; учреждения, работавшие на пользу всего народа, начинались на скудные гроши. Такие деятели, как Лённрот и Снелльман, вдохнули в молодое поколение нравственную бодрость и духовную крепость. Во всей начавшейся тогда работе чувствовалось великое воспитательное начало.

Перед такой картиной созидательной работы мы не раз останавливались с истинным восхищением. Высоко ценя честный упорный труд, мы готовы преклониться пред ним, у кого бы он ни проявился, и потому успехи и энергия финнов, и их сердечная привязанность к своему родному очагу многократно получили должное наше признание. Нашим пером в подобных случаях овладевало чувство полного расположения и самый тон изложения, надеемся, свидетельствует о теплоте сердца и искренности сочувствия.

Но история — «священная книга царей и народов», — чтобы быть полезной, как урок прошлого, должна быть, прежде всего, правдивой и беспристрастной. Этой заповеди мы строго следовали во всех наших исторических работах, желая «Царю быть другом до конца и верноподданным России». Все это обязывает нас и в данном случае показать оборотную сторону недавнего финляндского прошлого.

Перед нами яркий и поучительный эпизод с Я. К. Гротом. Его влечет в Финляндию; он полюбил её природные красоты, он привязался к её населению. В увлечении он пишет хвалебную статью за статьей, искренно хлопочет о сердечном сближении финляндцев с русскими. Финляндцы в свой очередь не могут нахвалиться Гротом. Но вот они узнают, что этот молодой, изящный, высокообразованный человек назначен профессором русского языка в их университет. Их мины и тон сразу изменились. Грот с открытой душой спешит с визитами и, к своему изумлению, принят у большинства настолько холодно, с такими несносными высокомерными поучениями, что должен был дать волю накопившимся слезам. Ни в чем неповинный Грот горько плакал... Его сердце, полное любви к финляндцам, было глубоко ранено скрытым до сих пор острием их нерасположения. Он вступает в университет и ведет преподавание государственного языка самым добросовестным образом. В ответ камни трижды летят в окна его квартиры, а в стенах университета ему устраивают грубую демонстрацию. Невысокая нравственность финляндцев была налицо. Забыты были его услуги, оказанные Финляндии, его совершенно исключительная привязанность к краю, его редкие нравственные качества. Грот, почувствовав себя одиноким, вернулся в Петроград, в родную ему русскую среду.

Протекли долгие десятилетия со времени отъезда Я. К. Грота из Финляндии и в 1890 г. маститый ученый сделал историку К. Ордину следующее, очевидно, лежавшее на дне его души, признание: «Финляндию по её природе, благоустройству и многим свойствам её коренных жителей, я люблю; финляндцев за их нравы в частной жизни, за их основательность и прямодушие уважаю; со многими из них был и нахожусь в дружеских отношениях; но не могу не жалеть и не досадовать, что они так недружелюбно относятся к России и забываются в своих претензиях... Действительно, нет никакого сомнения, что именно это враждебное чувство, которое в стольких случаях проявлялось у финляндцев против русских, вызвало и в последних неудовольствие, которое постепенно возрастало и, наконец, обострилось и распространилось до нынешних размеров. Русский народ — добродушный, и без такого беспрестанно повторяющегося вызова, конечно, не было бы у нас существующего общего раздражения. Мы у себя всегда трактовали финнов, как своих братьев, а они нас — как ненавистных иноземцев. Вот что, наконец, надобно им высказать прямо и резко. Это истина неоспоримая». (Собран. соч. Ордина, I, стр. 286 — 287). Как нам близок Я. К. Грот этими своими мыслями и чувствами! Сколько раз мы проверяли на себе и видели подтверждение его слов на страницах прошлого.