На той же оборотной стороне русско-финляндских отношений рассматриваемого времени темными пятнами выделяются план изворотливого Арвидссона, необузданный порыв поручика Сольдана и проект Эм. ф.-Квантена. Едва прошло тридцать лет со дня присоединения Финляндии к России; едва финляндцы успели оглядеться в новых своих условиях и выяснить свое положение в составе Российской Державы, как Арвидссон стал обдумывать план расширения политических прав края и ходы для возбуждения европейского внимания к участи своих соотечественников. Несколько позже, Сольдан задумывается над средствами избавления финнов от русского «ига», а Квантен печатает трактат об отделении Финляндии от России. Все эти случаи широкого распространения не получили, кроме идеи Арвидссона, которую местные агитаторы использовали весьма разнообразно в период финляндского сопротивления. Население в главной своей массе всегда отличалось хорошим и надежным поведением.
Зная, насколько доброжелательной русская власть была к Финляндии, невольно ожидаешь встретить в отношениях к нам финляндских руководящих классов проявления доверия, искренности и некоторой теплоты. Эпизод с Гротом наглядно раскрывает историческую правду об истинных отношениях к нам финляндцев за все время их нахождения под русским владычеством. Все льготы и привилегии, царские милости и русские ласки они принимали, как должное и заслуженное, и все это питало их высокомерие и рождало новую требовательность. Сердца финляндского просвещенного люда оставались непокоренными и чувства признательности вглубь их натуры не проникли.
Наглядно измерить глубину финляндских чувств не трудно.
Сколько похвал и благодарений неслось в свое время к трону Николая I с разных концов Финляндии! И, действительно, было за что изливать свой признательность. Горит университет, и Царь создает финнам еще более великолепный храм науки. Голодают на севере, ужасная холера посетила юг, пламя пожаров испепелило целые кварталы в разных городах — и Царь широко распахивает двери русских казенных магазинов, щедрой рукой одаряет нуждающихся из собственных средств. История Финляндии не знает другого столь щедрого царствования. Николай Павлович, несомненно, являлся истинным благодетелем края. Хвалу пели Монарху в университете, с трибуны выборгского гофгерихта, в периодической печати, даже в частных письмах. Профессора вместе с докладчиком по финляндским делам, заверяли Государя, что потомство воздвигнет ему памятник, достойный его неисчислимых благодеяний, что сердца признательных его финских граждан свято сохранят и передадут будущим поколениям воспоминания о его царствовании, как о счастливейших годах их жизни.
Напрасно будете оглядываться и искать признаков осуществления столь торжественных заверений или следов влияния столь многочисленных благодеяний. Прошло едва полстолетия со дня кончины великого благодетеля Финляндии, и современные нам писатели и профессора изощряются друг перед другом в осуждении и порицании личности и царствования Николая I. Финляндцы уже успели забыть, кто сохранил им истинную конституцию — образование, кто наполнил их библиотеки, музеи и ученые кабинеты. По отношению к Николаю Павловичу в крае восторжествовало отрицательное направление. Финляндцы воздвигли памятник, но не тому, кто сохранил краю высшее образование, а тому, кто возродил сейм. Они отдали предпочтение политике пред наукой. И если история народа есть постепенное раскрытие его внутренних сил, способностей и свойств, то Николаевский период в Финляндии во многих отношениях особенно поучителен. Черты духовно-национальной физиономии финляндцев стали вырисовываться все ярче и определеннее.
Император Николай I дал финляндцам возможность приступить к развитию своих национальных особенностей. К его времени относятся заботы о финском языке, он утвердил финскую кафедру в университете и пр. Все финское стало счастливо расти и развиваться.