История Финляндии. Время императора Николая I

В феврале 1848 г. во Франции разразилась революционная буря, стоившая Луи-Филиппу царства. Он должен был подписать отречение и спастись бегством. Толпа ворвалась во дворец: разломала и сожгла трон. Долой палату! Долой депутатов! Да здравствуют реформы! пронеслось по улицам. Провозгласив республику, «народ» потребовал осуществления социальных преобразований. Объявили созыв учредительного собрания для выработки новой конституции... Несчастному городу пришлось вновь пережить осадное положение и диктатуру (Кавеньяка); последняя положила конец беспорядкам ожесточенным четырехдневным боем между национальной гвардией и рабочими.

Эхо парижских событий быстро пронеслось по Европе. При возбуждающих известиях, в Берлине и других прусских городах начались шумные митинги, потребовали конституции и объединения Германии. Власти растерялись, стали стягивать войска к королевскому дворцу и тем подлили масла в революционное пламя. Массы, поднятые агитацией, схватились с солдатами; Фридрих-Вильгельм пошел на уступки. Одни ликовали, другие ожесточились. Последовали новые прокламации и новые схватки...

На этот раз революционная волна широко разлилась в консервативно-реакционной Австрии, где Меттерних водворил полицейско-бюрократический строй. Обширные привилегии дворян и католичества, полиция и цензура вспахали здесь почву для революционного посева. Петиции, под которыми подписывались даже чиновники, требовали свобод и конституции. «Долой Меттерниха! Да здравствует конституция»! Меттерних бежал. Фердинанд I обещал все, чего требовали.

Узнав о происшедшем на берегах Сены, Николай I, войдя на бал к Цесаревичу с полученными депешами, громко сказал, «седлайте коней, господа, во Франции объявлена республика»… «Поделом ему (узурпатору Людовику Филиппу)… прекрасно, бесподобно…», — повторял Государь окружающим, обнаруживая тем то сильное впечатление, которое произвела на него новая революция. Манифест 14 марта 1848 г. был полон угроз по отношению к западным крамольникам и инсургентам.

Настроение Государя надо полагать передалось робкому и подозрительному кн. Меншикову и уже 19/31 марта 1848 г. он диктует обширное письмо к своему помощнику, П. И. Рокасовскому, отчасти желая узнать истинное настроение в крае, а еще более делая ряд почти боевых распоряжений, точно он уже имел сведения, что население готовилось к движению.

«Всеобщие либеральные восстания и смуты в Европе должны побудить нас, любезный Платон Иванович, к некоторым мерам осторожности в Гельсингфорсе, тем паче, что учащееся юношество наибольшее принимало участие в совершившихся переворотах во Франции, Австрии и Пруссии, а ныне в Упсальских студентах уже начались радикальные изъявления, находившие всегда отголосок в Александровском университете. Наклонность сия в финских студентах, впрочем, общая всех студентов в Европе, вынудила в царствование Императора Александра Павловича иметь у караулов заряженные ружья.

Всякое приказание, которое могло быть из предосторожности отдано, сделалось бы из переписок гласным и произвело бы неуместную тревогу, и так как еще нет явных причин действовать противу беспорядков, то я прошу вас, взвесив на месте все обстоятельства, внушить, как будто от себя, генерал-лейтенанту Ширману и коменданту о тех мерах, которые бы принять должно в случае тревоги, как то: назначение сборных мест войскам; назначение пехотного караула в Теле, дабы орудия полевого гарнизонного дивизиона не могли быть схвачены; занятие такого берегового пункта, с которого беспрепятственно можно бы было сообщаться с Свеаборгом, для получения оттуда подкрепления; ночные пикеты в казармах; иметь караулам боевые патроны, часовых с заряженными ружьями и вообще меры осторожности. Переговорите также с генерал-лейтенантом Рамзаем и генерал-майором Норденстамом, в совещательном духе, о предупредительных мерах. Диктуя сие письмо, я получил известие о Стокгольмских событиях до 21 марта н. с., которые гласят, что правительство одержало верх над мятежниками и что Упсальские студенты унимаются; но до какой степени удержится это положение правительства, предвидеть нельзя, а потому нельзя и нам ослабить мер предосторожности. Со вскрытием вод, находящиеся в Свеаборге суда вооружатся, и в течение лета один или два корабля линейных стоять будут на рейде в военной готовности, на всякий случай».

«Известите меня о духе войск, расположенных в Гельсингфорсе; я не полагаю, чтобы должно было сомневаться в расположении гвардейского стрелкового батальона, хотя в нем есть несколько офицеров не в русском духе; на Финский экипаж, кажется, можно вполне положиться; линейные батальоны составлены из русских нижних чинов, но в них много финских офицеров; что известно вам о батальоне № 4, квартирующем в Гельсингфорсе».

«Гартман при всех его достоинствах интригует, как по привычке, так и по искательству популярности, к сему присовокупляется ныне и оскорбленное самолюбие — вам нужно иметь это в виду, в особенности уловку его внушать, что он для блага края предлагал меры, которые всегда в Петербурге отвергались».