История Финляндии. Время императора Николая I

П. И. Рокасовский не замедлил мужественным и обстоятельным ответом, из которого можно вывести, что князь руководился более своей необъяснимой подозрительностью, чем наличными фактами.

«Спешу донести, что в здешнем крае все спокойно и с самого моего приезда доходили до меня только одни отголоски о совершенной преданности Государю Императору и благодарности жителей за все те права и преимущества, коими пользуются со времени присоединения Финляндии к России. Собственно в Гельсингфорсе число служащих, получающих от правительства жалованье, довольно значительно; собственный интерес их связан с существующим ныне порядком, и, кажется, они очень далеки от радикальных мыслей. Студенты, хотя по временам, а более в нетрезвом состоянии, изъявляют некоторое сочувствие к настоящим происшествиям в Европе, но как они, так и рабочий класс, который здесь в небольшом числе, не подают до сих пор никаких особых опасений относительно нарушения порядка».

Далее следует перечень принятых мер предосторожности, соответствующих намеченной программе кн. Меншикова.

«В этом заключаются все распоряжения, которые по настоящим обстоятельствам я бы признавал нужными; все же меры осторожности, которых нельзя скрыть от жителей, были бы, мне кажется, преждевременными, показывали бы с нашей стороны явное подозрение и были поводом к разным толкам. Если ваша светлость находили бы полезным теперь же усугубить меры осторожности, то не угодно ли будет сообщить мне несколько слов.

«О духе войск, здесь расположенных, трудно мне сказать что-либо-положительное; по сие время я избегал все то, что могло показаться неуместным вмешательством. На Финский экипаж, как и ваша светлость изволили находить, можно положиться, но, мне кажется, не должно также сомневаться, что и л.-гв. стрелковый батальон, в случае беспорядков, действовать будет с усердием, по крайней мере на первое время можно на это рассчитывать положительно. В линейных батальонах нижние чины вообще не имеют того бодрого и воинственного вида, какой требуется от русского солдата. Батальонные командиры, а также офицеры — малоопытны и не имеют должной энергии».

Движение 1848 г. вновь побудило правительство обратить внимание на тайные общества, причем было указано, что существующие в Империи правила, коими воспрещается принадлежать к тайным обществам, относится и до Финляндии. Появление в Финляндии матроса из Марселя с масонскими знаками заставило начальство вспомнить о прежних своих запрещениях, хотя тревожилось оно совершенно напрасно. В Финляндии никаких следов тайных обществ не оказалось. Выяснилось также, что по букве закона воспрещено было только чиновникам входить в состав тайных заграничных обществ, почему матроса нельзя было преследовать в судебном порядке. Закон был немедленно дополнен указанием, что всем финляндцам без изъятия воспрещается принадлежать к каким бы то ни было тайным обществам. На следующий год состоялось повеление Государя, что образование частных, ученых, литературных, торговых и других обществ впредь будет разрешаться не иначе, как с Высочайшего соизволения. Собирание пожертвований, производство общих по краю подписок и т. п. поставлено было в зависимость от усмотрения генерал-губернатора. Существовавшие общества, не представившие в течение 1849 г. своих уставов, подлежали закрытию. Оба эти постановления сообщены были министру статс-секретарю кн. А. С. Меншиковым, что показывает, кем они доложены были Верховной Власти.

По прошествии со времени революции 1848 г. полстолетия, финляндцы стали писать и говорить: «Какое было тогда время! Крик свободы облетел Европу, прозвучав особенно громко в Париже, Риме, Вене, и Берлине. Мы, финны, не остались совершенно глухими к этому крику. Мы пылали за Польшу, мы предавались мечтаниям за Венгрию. По словам другого финляндца, революция 1848 г. сняла тот гнет, который давил дух народа. Буря революции достигла Финляндии едва заметными дуновениями. «Тот, кому довелось своей молодой душой пережить 1848 г., пусть возблагодарит Господа», писал Август Шауман. Все это представляется теперь в известной мере пришитым к прошлому задним числом.

Вообще финляндцы вели себя тогда смирно, и по отношению к ним никаких особых мер правительство не приняло. Даже со стороны студентов не замечалось никаких выступлений. «Дай Бог, — писал гр. А. Армфельт (13 — 25 марта 1848 г.) проф. Я. К. Гроту, — чтобы в данное время наша молодежь вела себя спокойно и рассудительно и была бы достойна милостей, оказанных Государем и Великим Князем университету и всей нашей маленькой стране. Наше будущее во многом зависит от поведения нашей молодежи».