История Финляндии. Время императора Николая I

Доброе и отзывчивое сердце Закревского не раз проявилось и в заботах о финляндцах.

Уездная полиция края, коронные фохты (исправники) и ленсмана (земские полицейские чиновники) обычно посылали вместо себя разных лиц производить аукционы, собирать подати и т. п. Эти заместители распоряжались совершенно самовластно: действовали без письменных полномочий, без объяснения причин производили взыскания и т. и. Расписок никому не выдавали, да часто оказывались к тому же совершенно неграмотными. Вознаграждение же за свои труды старались получить удвоенное. Все разнородные действия совершали в один приезд, но брали с населения отдельно и прогоны, и штрафные пошлины. За обираемых и угнетаемых поселян вступился А. Закревский, водворив в этом деле должный порядок.

Еще пример: в Финляндии существовал такой порядок, что женщину, имевшую на руках малолетнего ребенка и присужденную к заключению, отправляли в тюрьму вместе с младенцем. За что страдало и расстраивало свое здоровье безвинное дитя? Прежние финляндские ген.-губернаторы знали, конечно, о существовании бесчеловечного закона, но смотрели на него равнодушно. Иначе отнесся к делу тот, которого клеймят «своевольным солдатом». Ои приказал пристраивать неповинных детей в кирхшпилях на общественные суммы.

Где возможно населению облегчались стеснявшие его условия. Осенью затруднительно было совершать обывателям Нюландии и Тавастгусской губернии поездки в Гельсингфорс за паспортами для поездки в Швецию. Паспортные бланки переданы были коронным фохтам для нужной раздачи.

Некоторые уроженцы Выборгской губ. попали на военную службу по рекрутским наборам 1807, 1810 и 1811 годов. Впоследствии они убежали со службы на родину. В 1829 г. А. А. Закревский ходатайствовал об оставлении их на своих местах, в виду их старости, хорошего поведения и зачисления их в мантальные списки.

Знавшие Закревского не без основания поэтому утверждали, что у него было отзывчивое сердце, хотя и скрытое далеко под наглухо застегнутым николаевским мундиром.

Уйдя в отставку, Закревский не искал утраченной милости. Он жил то в Москве, то за границей, то в Петербурге.

Когда же вы впервые свиделись с Государем, после вашего увольнения? — спросил его однажды барон М. Корф. Не прежде как через девять лет. Бывая в Петербурге, Закревский избегал свидания с ним и с намерением не являлся даже на те частные балы, где ожидали Его присутствия. Но однажды они встретились на вечере у Юсупова, куда Государь приехал из театра. Заметив графа за партией, Он сам подошел, обнял его и приветствовал несколькими ласковыми вопросами.

Вскоре после того, граф Закревский начал давать прекрасные балы; в 1847 году, неожиданно для публики, если не для самого хозяина, приехали и Государь с Наследником Цесаревичем, что повторилось также зимой 1848 года.

В 1848 г. в Москве освободилась должность военного генерал-губернатора. Опального А. Закревского назначили в Москву с большими полномочиями, подтянуть ее, в виду признаков революции и шатания умов. «Ракетой на уснувший город пал» Закревский. По этому поводу кн. Меншиков сострил: Москва «не только святая, но и великомученица». Закревский уверял, что ему в Москве «нужно было быть суровым по виду». Он был убежден, что правил столицей патриархально. Но его опека тут, видимо, была тяжела; его административный произвол и примененная здесь система шпионства не могли понравиться. Здесь он рисуется капризным и подозрительным деспотом, ставившим свой волю выше закона. Он был в апогее своего могущества. Но в Москве же закатилась его звезда. Его дочь, графиня Лидия Арсеньевна, окруженная раболепным вниманием, была царицей московского высшего общества и в то же время избалованным ребенком дрожавшего над ней отца. В вихре светских удовольствий она не пощадила своего родителя.

Графиня Лидия Нессельроде (1826 — 1884) от живого мужа, с ведома отца, повенчалась (1859 г.) с кн. Д. В. Друцким-Соколинским и уехала за границу с паспортом, выданным московским ген.-губернатором. Надо полагать, что А. Закревский не скрыл бы всего этого от Государя, но «дурная слава бежит», и история сделалась известна Государю ранее свидания с ним Закревского. Чаша переполнилась и Закревского уволили.

Но вот краткое и многоговорящее извлечение из политической исповеди А. Закревского. «Я знаю, любезный Фигнер, сказал в минуту откровенной беседы А. Закревский, что меня обвиняют в суровости и несправедливости по управлению Москвой; но никто не знает инструкции, которую мне дал Император Николай, видевший во всем признаки революции. Он снабдил меня бланками, которые я возвратил в целости. Такое было тогда время и воля Императора, и суровым быть мне, по виду, было необходимо».