Однако в целом получился все же сугубо профессиональный и потому чрезвычайно интересный обмен мнениями между практикующими специалистами по истории Французской революции разных поколений, тон которому задали основной доклад А. В. Адо и его последующие реплики в ходе дискуссии. Характерно, что практически все выступления, как представителей старшей формации - учеников А. 3. Манфреда[353]
и В. М. Далина[354], так и более молодых исследователей - учеников А. В. Адо[355] и Г. С. Кучеренко[356], содержали открытую или косвенную критику канонического для советской историографии объяснения Французской революции[357].Интересно, что из всех участников «круглого стола» в защиту советского канона выступил только один - ульяновский историк Сергей Львович Сытин (1925 - 2001). Авторитетный специалист по истории движения «бешеных», он опубликовал свои основные работы о Революции еще в период Оттепели, но в 1960-е гг. стал все больше отдавать предпочтение исследованиям по истории Симбирского края. В 1970 г. он еще принял участие в знаменитом симпозиуме о якобинской диктатуре, но уже четыре года спустя опубликовал во «Французском ежегоднике» последнюю из своих статей о Революции, после чего окончательно ушел в краеведение. К концу 1980-х гг. он уже воспринимался новым поколением историков Французской революции как один из легендарных «героев былых времен». Когда А. В. Гордон предложил мне позвать С. Л. Сытина на «круглый стол», я удивился: «Разве он еще жив?!». И хотя Сергей Львович с готовностью откликнулся на приглашение, на этом мероприятии он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Перед заседанием, когда в кулуарах повсюду звучали оживленные разговоры, громкие восклицания, которыми участники радостно приветствовали друзей и коллег из других городов, он одиноко бродил по коридору, вглядываясь сквозь толстые стекла очков в собравшихся, и, увы, почти не видел знакомых лиц: многих из тех, с кем он когда-то делил хлеб и трибуну на конференциях двадцати - и тридцатилетней давности, уже не было в живых.
Все это явно вызывало у него дискомфорт и раздражение, которые только усилились с началом «круглого стола». Всем свои видом Сергей Львович демонстрировал, что ему претит звучавшая со всех сторон критика советской историографии, и даже нагрубил одной из участниц, громогласно заявив после ее выступления: «Своим студентам я всегда говорю: “Прежде чем выйти на трибуну, хорошенько подумайте, стоит ли это делать”». И хотя в прямую полемику С. Л. Сытин ни с кем ввязываться не стал, в своем собственном выступлении он с вызовом заявил, что, поскольку доступа к зарубежным архивам советские историки в обозримом будущем не получат, единственным средством для них глубже понять Французскую революцию остается скрупулезное изучение работ В. И. Ленина. В 1988 г. подобный призыв выглядел удивительным анахронизмом.
Провести любой, пусть даже самый представительный, научный форум - это всего лишь полдела. Чтобы тот стал вехой историографии и получил необходимый резонанс, важно сделать произошедшее достоянием широкой общественности. Поэтому еще накануне «круглого стола» я договорился с Евгением Ивановичем Тряпицыным, заместителем главного редактора «Новой и новейшей истории», о том, что по окончании мероприятия подготовлю для его журнала соответствующий аналитический обзор. Сказано - сделано. Сдав материал в редакцию, я не без трепета стал ожидать результата. Не без трепета, потому что дал статье заголовок, звучавший для людей посвященных достаточно провокационно, - «Размышляя о Французской революции». Поскольку лейтмотивом «круглого стола» оказался фактический пересмотр («ревизия») советского канона объяснения Французской революции, я использовал в качестве названия заголовок упоминавшейся выше книги Ф. Фюре, лидера французских «ревизионистов». Расчет был на то, что руководство журнала не настолько в курсе новейших веяний во французской исторической науке, чтобы «зацепиться» за идеологически сомнительное название, а сведущие читатели намек поймут. Но не тут - то было.
В один из присутственных дней академик Григорий Николаевич Севастьянов, главный редактор «Новой и новейшей истории», подойдя ко мне в коридоре Института, строго спросил:
― Молодой человек, что вы себе позволяете?
― ???
― Вы ведь кандидат наук?
― Да.
― Почему же вы так вызывающе назвали свою статью - «Размышляя...»? Позволить себе размышлять могут только доктора наук и выше...
В результате статья вышла под заголовком, который ей дала сама редакция[358]
. Впрочем, я не возражал, так как был очень рад тому, что удалось сохранить практически неизменным основное содержание текста. Зато теперь не могу отказать себе в удовольствии опубликовать его под первоначальным названием.