История Германии в ХХ веке. Том I

Это ничего не изменило во все еще крайне кризисном положении германского сельского хозяйства. Доходы крестьян, составлявшие около 1100 марок в год, были явно ниже среднего уровня занятого населения; около половины из них зарабатывали значительно меньше, чем до войны. Высокое налоговое бремя, снижение цен на мировом рынке и явный разрыв в производительности труда по сравнению с европейскими и международными конкурентами еще больше усугубили ситуацию в сельской местности с середины 1920‑х годов и породили начиная с 1928 года массовое, местами агрессивное протестное движение (особенно в Шлезвиг-Гольштейне), носившее явно антиреспубликанский и антисемитский характер[5].

Слишком высокая доля внешних займов, слишком низкий коэффициент инвестиций, бремя репараций, устойчиво высокий уровень безработицы, перманентный кризис в сельском хозяйстве – эти проблемы препятствовали полноценному росту германского экономического производства даже в средний период Веймарской республики. Более того, этот этап стабилизации, длившийся всего пять лет, был слишком коротким, чтобы после десятилетия войны и послевоенного периода вселить какой-то оптимизм. Одного лишь короткого и бурного промежуточного кризиса 1926 года оказалось достаточно, чтобы обнаружить всю неопределенность и шаткость ситуации.

Поэтому было естественно, что все экономические субъекты принялись искать противоядия и долгосрочные средства защиты от повторных кризисных спадов – будь то через прямое влияние на государство, как это успешно делало крупное сельское хозяйство, или же через концентрацию и картели, с помощью которых, в частности, тяжелая промышленность пыталась снизить рыночные риски. Таким образом, многие компании смогли за относительно короткое время добиться доминирующего положения на рынке путем слияний и поглощений, особенно в сталелитейном секторе (Vereinigte Stahlwerke), в электротехнической (Siemens и AEG) и химической промышленности (IG Farben). Эти крупные корпорации могли конкурировать на мировом рынке с крупными британскими и американскими фирмами и в то же время оказывать доминирующее влияние на внутреннем рынке. Там, где это было невозможно или нецелесообразно, соглашения о ценах, продукции и распределении заказов заключались между крупными фирмами отрасли, которые вскоре приобрели все большее влияние в качестве «картелей» почти во всех отраслях, таких как угольная, химическая, электротехническая, сталелитейная и машиностроительная. Всего насчитывалось более трех тысяч таких картелей, пытавшихся устранить кризисную неустойчивость промышленного капитализма, рыночной экономики, зависимой от превратностей конъюнктуры, мирового рынка и международных финансовых потоков с помощью элементов планирования и координации[6].

В то же время промышленные предприятия стремились повысить свою производительность, пытаясь перенести опыт военной экономики с типовыми методами сборки и массовым серийным производством военной техники на мирное производство. Вести о новых методах производства из США также распространились в Германии, особенно учение Фредерика Тейлора о разбивке рабочего процесса на однородные и измеримые единицы и система сборочных линий, усовершенствованная автомобильным предпринимателем Генри Фордом для производства массовой продукции большими сериями (фордизм). Разумеется, для внедрения этих методов в производственную практику, например в горнодобывающей промышленности, понадобилось несколько лет. Были созданы научные и организационные основы этого процесса – Комитет по стандартам германской промышленности (1924), а годом позже – Германский институт обучения техническому труду (DINTA). Напротив, рыночные соглашения о снижении риска обычно вступали в силу немедленно и поэтому быстро распространялись[7].

ПОПЫТКИ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОГО КОНТРОЛЯ

Со стороны государства также велись поиски стратегий защиты от экономических рисков. Опыт предыдущих кризисных лет показал, что саморегулирующихся сил свободного рынка явно не хватает для предотвращения экономических катастроф. И разве германская военная экономика не развернула полностью свой потенциал как раз в ходе государственной организации военной экономики? Разве пример инфляции не доказывает, что единственным эффективным средством против разрушительных рыночных сил являются решительные контрмеры со стороны государства? Доверие к государству – как это ни парадоксально, если знать экономический и политический контекст – резко возросло во всей Европе и особенно в Германии во время войны и в послевоенный период, в то время как доверие к силам рынка упало. В гораздо большей степени, чем в довоенный период, легитимность государства теперь зависела от того, насколько оно было способно смягчить циклические колебания, вмешиваясь в экономику и смягчая последствия кризисов для населения[8].