В результате Версальского договора Германия отказалась от 13 процентов своей территории с примерно десятью процентами населения, включая часть Верхнесилезского промышленного района. Она потеряла 80 процентов своих месторождений железной руды, почти четверть – каменного угля и 17 процентов посевных площадей под зерновые. Репарации пришлось выплачивать в значительном, первоначально не совсем точно определенном размере; де-факто это было около 1,5 миллиарда Марок в год. Если к этому добавить потерю экспортных рынков и последствия внутренних политических волнений и гиперинфляции, то тем более удивительно, что германская экономика смогла относительно быстро восстановиться после хаоса 1923 года и выйти почти на уровень успехов предвоенного бума. Не в последнюю очередь это стало возможным благодаря тому, что германская промышленность, в отличие от французской и бельгийской, не была разрушена во время войны, а, наоборот, была расширена и частично модернизирована за счет продолжающихся заказов на вооружение. Таким образом, индустриальная экономика имела в своем распоряжении огромный потенциал, для реализации которого требовались, однако, определенные условия.
К ним относится открытие международных, особенно европейских рынков и, прежде всего, достаточный объем инвестиционных фондов. Финансового объема одних только германских инвесторов для этого было недостаточно. Но благодаря очень высоким процентным ставкам, установленным Рейхсбанком, работавшим под надзором западных держав, Германия быстро стала желанным местом для иностранных, особенно американских, инвесторов, которые получали здесь в два раза больший процентный доход, чем в США. Примерно 13 миллиардов марок, поступивших таким образом в Германию из США, и стали основой для начавшегося подъема. Конечно, значительная процентная задолженность, достигавшая почти десяти процентов, и краткосрочный характер иностранных кредитов влекли за собой риски для дальнейшего экономического развития Германии. Однако по сравнению с только что преодоленными экономическими катастрофами эти риски были явно меньшим из зол и поэтому не имели реальной альтернативы[1]
.Уже через пять лет после окончания войны экономика Германии вернулась к уровню 1913 года. В период с 1924 по 1929 год промышленное производство росло в среднем на 7,9 процента в год, а экономика в целом – примерно на 4 процента. Уже в 1926 году добыча угля достигла довоенного уровня, а производство чугуна и стали даже превысило в 1927 году уровень 1913 года на 40 процентов. В период с 1925 по 1929 год во многих отраслях производства были достигнуты темпы роста предвоенного экономического бума: например, более 7 процентов для производства стали, 6,7 процента для обработки металлов и 17 процентов для нефтеперерабатывающих заводов. Инвестиции также снова выросли – их доля в чистом национальном продукте составляла 11,1 процента, что всего на два пункта ниже довоенного уровня, а частные и государственные инвестиции в основной капитал с 1924 по 1928 год выросли почти вдвое (с 7,5 до 13,7 миллиарда марок). К 1929 году коэффициент экспорта вернулся к довоенному уровню, что особенно сказалось на промышленном экспорте. Валовая заработная плата в 1929 году была примерно на 30 процентов выше, чем в 1913 году, а производительность труда выросла почти на 100 процентов. Германская промышленность была мировым лидером в некоторых важных отраслях: прежде всего в машиностроении, сталелитейной промышленности, угледобыче, химической и электротехнической промышленности. Vereinigte Stahlwerke и IG Farben числились среди самых крупных и высокооборотных компаний в мире, а на германскую электротехническую промышленность приходилась теперь половина мирового экспорта и треть мирового производства.
Однако наряду с этими замечательными успехами происходили и противоположные процессы. После войны экономика Германии, как и всех европейских промышленно развитых стран, характеризовалась стагнацией и торможением роста. С одной стороны, традиционно ведущие промышленные страны Европы тем временем получили конкурентов в лице США, Канады и Японии: здесь были созданы крупные промышленные агломерации, которые заполнили пробелы, возникшие в европейских странах во время войны. Еще в 1913 году Европа производила 57,6 процента мировых промышленных товаров, а в 1928 году – только 47,1 процента. Доля США за тот же период выросла с 32 до 39 процентов. Значимость европейцев также снизилась на общем мировом рынке: доля Великобритании с 1913 по 1927–1929 годы упала с 13,9 до 11 процентов, Франции – с 7,2 до 6,5 процента, Германии – с 13,2 до 9,1 процента.