Символом этого жеста радикализма, фанатизма и программной гибкости стал сам Гитлер, чей политический стиль, который сегодня кажется почти смешным, очевидно, в значительной степени отражал и выражал настроения части населения. В качестве «фюрера» Гитлер олицетворял стремление к устранению социальных противоречий путем создания неприкасаемой, непререкаемой и непогрешимой личной инстанции. Поиск «фюрера» давно стал навязчивой идеей националистов: он должен был вывести государство и народ из глубочайшей деградации и растерянности к национальному единству и социальной справедливости, восстановить политический и культурный порядок в стране, преодолеть классовый раскол нации, прекратить партийные драчки, обеспечить экономический подъем и стереть позор проигранной войны. Подобные фантазии об избавлении существовали не только в Германии. Практически во всех авторитарных режимах и движениях того времени важную роль играла ориентация на великую личность, способную разрешить противоречия, – от Ленина и Сталина слева до Муссолини, Пилсудского, позднее Салазара, Франко и авторитарных диктаторов Восточно-Центральной Европы справа[25]
.Понятие «харизматическое правление» предполагает взаимодействие между жаждущими «вождя» массами и выдающейся личностью, удовлетворяющей эти их желания. Вряд ли это относится ко всем или даже к большинству европейских диктаторов и главарей хунт в то время. Столь же сомнительно, что «харизматическое правление» можно рассматривать как общую категорию. Но что она применима к Гитлеру – несомненно. Стилизация Гитлера под «фюрера», боготворимого гения, поднявшегося над своекорыстной повседневной борьбой, в значительной степени способствовала объединению партии и стала решающей отличительной чертой по сравнению с другими националистическими группами в Германии. Уже на ранних этапах существования партии было заметно стремление к вере, сходное с религией. «Фюрер, – по словам гитлеровского приспешника Йозефа Геббельса уже в 1926 году, – это исполнение таинственного желания <…> освободитель масс <…> он проповедует веру среди предельного отчаяния <…> и совершает чудеса прояснения и веры в мире скептицизма и отчаяния». По словам Рудольфа Гесса в 1927 году, фюрер «никогда не должен давать своим слушателям свободу верить во что-то иное <…>. Здесь великий народный вождь совпадает с великим основателем религии: непоколебимая вера должна быть внушена слушателям, только тогда масса последователей может быть направлена туда, куда нужно». Подчеркивание гениальности личности, безусловно, стало одним из важнейших факторов подъема этой и никакой другой радикальной правой группы в конце 1920‑х годов. «Фюрер» делал в непонятной ситуации все простым и ясным; он, казалось, отрешался от борьбы интересов между партиями и организациями – и вселял в своих последователей безоговорочную уверенность в собственном деле[26]
.Между 1925 и 1928 годами национал-социалисты превратились в хорошо организованную и влиятельную партию, насчитывающую около 100 тысяч членов и разветвленную сеть партийных отделений и местных ассоциаций. Тем не менее на выборах в рейхстаг в 1928 году они набрали всего 2,6 процента голосов. В результате Гитлер скорректировал свой подход и расширил свою целевую аудиторию: теперь наряду с национально ориентированным рабочим классом в нее входили и служащие, и ремесленники, и, главным образом, крестьяне, чье тяжелое социальное положение вскоре массово привело их на северо-западе Германии и в других местах на сторону радикалов, а затем преимущественно в НСДАП. Сочетая профессиональную организованность и радикальную категоричность в публичных выступлениях с почти оппортунистической гибкостью в представлении противоречивых интересов различных социальных групп, НСДАП начиная с 1928–1929 годов стала самой мощной восходящей силой «национального лагеря».
Однако партию Гитлера возвели в статус массовой партии не организационная перестройка, не культ Гитлера и не марши СА, а последствия мирового экономического кризиса, который с весны 1930 года стал центральной темой всех политических концепций и дебатов. Это было заметно уже на выборах в Саксонии в июне 1930 года, когда НСДАП смогла увеличить свою долю голосов с 5 до 14,4 процента. В Мекленбург-Шверине, Бадене и Тюрингии НСДАП также добилась значительных успехов; и везде НННП и центристские партии проиграли.
Именно в этой острой ситуации правительство Германа Мюллера ушло в отставку. Через две недели после заключения 20 января 1930 года соглашения по плану Юнга, который сокращал репарационные обязательства Германии и создавал долговременную основу для финансовой системы, ННП порвала с коалицией, а значительная часть СДПГ также исчерпала возможности дискуссии в коалиции, члены которой уже не находили общего языка.