История Германии в ХХ веке. Том I

После выборов в сентябре 1930 года партия Гитлера стала важным фактором в германской политике. Без нее правительство, которое хотело обойтись без поддержки СДПГ, было уже невозможно. Но вместе с ней не хотел править ни один буржуазный или консервативный политик, поскольку НСДАП считалась столь же сомнительной, сколь и непредсказуемой, к тому же сам Гитлер дал понять всему миру, что он не заинтересован в коалиции с кем-либо, а хочет править один. Тем не менее с этого момента НСДАП оказалась в центре внимания тех политических деятелей из окружения Гинденбурга и руководства рейхсвера, чьи действия оказали решающее влияние на политику Германии в последующие два с половиной года. В социальном и в некоторой степени даже в кадровом отношении это были практически те же силы, которые поддерживали третий генштаб в конце войны и выступали противниками конституционалистского движения. Однако, и это сыграло решающую роль, справа наряду с этими силами «реакции» возникла другая сила, которая все больше определяла игру «имперских реформаторов».

Для Брюнинга формирование коалиционного правительства, поддерживаемого парламентом, больше не стояло на повестке дня. По согласованию с рейхспрезидентом и руководством рейхсвера он больше не вел никаких переговоров о коалиции, предпочитая вместо этого по милости Гинденбурга продолжать работу чрезвычайного декретного правительства. Его главной целью было прекращение выплат репараций. Поэтому он хотел в первую очередь не бороться с экономически катастрофической ситуацией, а скорее использовать ее для реорганизации государственных финансов с помощью жесткой политики экономии и дефляции и продемонстрировать державам-победителям очевидную несостоятельность рейха и невыполнимость их требований. Эту цель поддерживало руководство рейхсвера и высшие эшелоны промышленности, крупного сельского хозяйства и министерской бюрократии, чье влияние теперь неуклонно росло, в то время как парламент был почти ликвидирован и собирался редко[28].

Однако альтернатив курсу Брюнинга, казалось, было немного: сокращение государственных расходов, особенно социальных, и ожидание окончания кризиса и возобновления активности частных инвесторов – таков был рецепт почти всех правительств в охваченной кризисом Европе. Политика государственного вмешательства, антициклического стимулирования экономики путем увеличения государственных расходов всерьез не обсуждалась ни во Франции, ни в Великобритании, ни в Германии, где все партии и не в последнюю очередь социал-демократы предостерегали от увеличения расходов и связанного с этим обесценивания денег, учитывая еще свежие воспоминания о катастрофическом опыте гиперинфляции. Только в ответ на этот кризис некоторые правительства открыли для себя такие финансовые инструменты и все чаще применяли их, хотя и очень по-разному, начиная с середины 1930‑х годов, особенно в «новом курсе» США и в политике перевооружения национал-социалистической Германии[29].

Для населения Германии политика жесткой экономии и дефляции Брюнинга имела катастрофические последствия. Число безработных, работников с краткосрочной занятостью и работников со сниженной зарплатой стремительно росло, а социально-политические возможности для компенсации стали иссякать. Девальвация 1923 года разорила значительную часть буржуазии, и теперь кризис затронул все классы в равной степени: рабочих, служащих, чиновников, крестьян, городское и сельское население, женщин и мужчин. Безнадежность и отчаяние среди населения были вызваны не столько стремительно ухудшающейся социальной ситуацией, сколько распространившимся впечатлением, что голоса безработных и обедневших больше не слышны политикам, а против растущего обнищания не принимаются нужные меры.

Дееспособность профсоюзов была существенно ограничена массовой безработицей, и они могли лишь бессильно наблюдать, как деловые круги под предлогом экономического кризиса демонтировали всю социальную систему. Социал-демократия потеряла свою долю власти в рейхе и, как могла, до июля 1932 года вместе с прусским правительством под руководством Отто Брауна защищала последний бастион демократии. Следует признать, что СДПГ, как и Центру, удалось в основном сохранить своих сторонников даже в годы кризиса. Но значительные слои рабочего класса, буржуазии и крестьянства, которые не принадлежали ни к организованному рабочему движению, ни к католической социальной среде, уходили к крайне правым или крайне левым, где, как им представлялось, могли услышать их крик о реальных или только грозящих страданиях.