Чем скуднее становилась жизнь, тем больше режим старался выполнить постулат равенства фольксгемайншафт, по крайней мере пропагандистски. Долгое время мечты о просторах Востока, надежды на жизнь в изобилии после победы в войне сглаживали различия между богатыми и бедными и были способны примирить население Германии с некоторыми тяготами и несправедливостями настоящего. Однако теперь, когда война затянулась, а ее исход казался все более неопределенным, вопросы о социальной справедливости звучали все громче, как с тревогой отмечали в СД. Режим ответил такими мерами, как улучшение защиты работников от увольнения и продолжение выплаты заработной платы в случае болезни, а также требованием равенства между рабочими и госслужащими в пенсионном страховании. Все эти меры встретили положительный отклик у населения.
Тем не менее критика действительных и мнимых привилегий «лучших классов» усиливалась по ходу войны. В то время как население промышленных городов страдало от сокращения продовольственного снабжения и бомбардировок, «люди из высшего общества» занимались зимними видами спорта, – сообщала СД, с насмешкой отзываясь о молодых женщинах на зимних курортах, которые «в своих лыжных костюмах и с загорелыми лицами практически провоцировали своих работающих фольксгеноссен („товарищей по нации“)». «Озлобленность» рабочего класса по поводу того, что «значительная часть так называемых более обеспеченных кругов закупает любые дефицитные товары в дополнение к продуктам питания, которые им положены благодаря их связям и „толстому кошельку“», также отмечалась с постоянной регулярностью начиная с весны 1942 года. Сама ссылка на то, что даже богатые имели право на еду, как и все остальные, ясно показывает, что сохранение социальных различий все больше воспринималось как оскорбление[58]
. Это не означало, что условия жизни между богатыми и бедными были действительно уравнены. Скорее, гнев нарастал из‑за того, что режим пропагандировал равенство «товарищей по нации», но неравенство продолжало существовать.С ходом войны НСДАП приобретала все большее значение. В начале войны почти две трети населения были так или иначе связаны с партией или одним из ее постоянно расширяющихся подразделений, причем наибольшую долю составляли такие массовые организации, как Германский трудовой фронт, гитлерюгенд, Национал-социалистическая женская организация или Национал-социалистическая народная благотворительность. Эти партийные объединения, характерно называемые «партийными службами», встали между государственными органами и населением и действовали частично вместе с государственными органами, частично наряду с ними, часто вместо них. Таким образом, была создана сеть принадлежности и снабжения, дисциплины и контроля. Она способствовала как сохранению «нормальной жизни», например оказывая помощь после бомбардировок, так и мобилизации общества для военных нужд. И последнее, но не менее важное: партия обеспечивала привилегии во всех сферах жизни. Без одобрения партии молодой человек не получал места в учебном заведении, разбомбленная семья не получала новую квартиру, партийное руководство должно было участвовать в назначении, продвижении и увольнении всех высших чиновников. Партия давала политические оценки, могла назначать или отменять государственные социальные пособия. И она могла предоставить «статус незаменимого», что означало, что человек объявлялся «незаменимым» на каком-либо предприятии и освобождался от призыва на военную службу. Эта система с начала войны против Советского Союза была самым эффективным инструментом контроля и распределения привилегий.