История Германии в ХХ веке. Том I

На ухудшение настроений среди населения после массивных бомбардировок Гамбурга и выхода Италии из Оси летом 1943 года режим отреагировал очередной волной насилия, отличительной чертой которой стало назначение Генриха Гиммлера на должность главы Министерства внутренних дел. С 1943 года резко возросло число наказаний «пораженцев» и «критиканов», чаще стали наказывать за прослушивание иностранных радиостанций – как правило, в результате доносов, которые теперь практически приобрели характер эпидемии.

Число смертных приговоров увеличилось в разы – с 926 в 1941 году до 5336 в 1943 году. В 1943 году Народная судебная палата впервые вынесла больше смертных приговоров, чем приговоров к тюремному заключению. В январе 1943 года юрисдикция этого чрезвычайного судебного органа Германии была расширена за счет дел «о подрыве обороноспособности рейха», включавших критические высказывания в адрес режима или скептические заявления о ходе войны. Только за последний год войны около половины обвиняемых по таким делам были приговорены к смертной казни. Правда, более трех четвертей всех мероприятий гестапо по-прежнему было направлено против иностранных рабочих, которые рассматривались как наибольшая угроза внутренней безопасности. Но не позднее середины 1943 года террор режима вновь стал очень отчетливо ощущаться населением Германии[13].

Усилия по интенсификации военно-промышленного производства сочетались с комплексной кампанией по пропаганде тотальной войны, в центре которой стоял растущий страх перед поражением от Советского Союза. По мнению министра пропаганды Геббельса, для достижения желаемого эффекта страха перед большевизмом первоначально не требовалось ничего другого, как достаточно реалистично изображать обстановку на Восточном фронте: Красная армия выиграла важное сражение в Сталинграде, и все должны понять, что, «как бы ни относились отдельные немцы к национал-социализму, если мы потерпим поражение, то каждому будет перерезано горло»[14]. Но если бы каждый мужчина и каждая женщина в Германии сразу же посвятили себя делу служения войне, независимо от социального статуса человека, то быстрая победа была бы возможна – такова была основная идея пропагандистской кампании, которую Геббельс довел до кульминации в своей речи о тотальной войне, произнесенной им во Дворце спорта 18 февраля 1943 года[15].

Однако эта кампания была связана и с заметной переориентацией пропагандируемых целей войны. Если раньше война на востоке преподносилась прежде всего как возможность расширения территорий, то теперь она представлялась как оборонительная борьба культурной Европы против господства большевизма. Отныне главный лозунг войны на востоке звучал так: «Европа против большевизма». «Что стало бы с немецким народом и Европой, если бы 22 июня 1941 года новый германский вермахт не закрыл своим щитом весь континент?!» – заявил Гитлер в своей речи по случаю десятой годовщины прихода к власти 30 января 1943 года. Защита от большевизма стала возможной только потому, что «с 1941 года большая часть Европы сплотилась вокруг Германии в борьбе с опасностью, исходящей с востока»[16]. В связи с угрозой с востока, – говорилось на следующий день в сообщении Министерства пропаганды, – «европейские народы должны забыть обо всем, что их разделяет, должны отложить свои семейные споры до окончания войны, и теперь речь идет о том, чтобы не подпустить пламя пожара к нашему общему дому»[17]. Выражение «семейные споры» в свете военной политики Германии последних десяти лет звучало более чем абсурдно. Однако, несмотря на ежедневное разрушение немецких городов и промышленных центров английскими и американскими бомбардировщиками, оно нашло отзыв в Германии, поскольку переориентация на культурную общность стран (Западной) Европы, казалось, обещала нечто вроде позитивной перспективы на будущее, если война не закончится для Германии желаемым образом, что становилось все более вероятным. Германия как ведущая держава объединенной Европы против большевистской угрозы с востока – такова была политическая надежда на послевоенный порядок после Сталинграда. В свете немецкой оккупационной политики в захваченных странах Европы подобные представления были не более чем пропагандистскими иллюзиями. Но и после окончания войны ходили слухи о том, что западные державы теперь хотят вместе с вермахтом выступить против Советского Союза, и многие немцы охотно к ним прислушивались.

ПЕРСПЕКТИВЫ СОПРОТИВЛЕНИЯ