Однако еще до войны с Советским Союзом было ясно, что Германия не сможет рассчитывать на поддержку стран Западной и Северной Европы в деле переустройства Европы под своим руководством – о восточных центральноевропейских странах речи не шло. Германская оккупационная политика так и не вышла за рамки меморандумов и была слишком противоречивой, чтобы считаться германской внешней и европейской политикой, предлагавшей хотя бы полуреалистическую перспективу, выходящую за рамки завоевания стран и насилия. Согласно воле Гитлера, немецкая оккупационная политика на Западе должна была быть сосредоточена на двух целях: усмирении с помощью военной силы и экономической эксплуатации. В отличие от этого, более далекоидущие политические цели, которые часто с определенной амбициозностью преследовались немецкими оккупационными администрациями, были мало связаны с реальностью. «Только господин Абец занимается коллаборационизмом», – заметил Геринг в августе 1942 года по поводу германского посла во Франции, который считался франкофилом. «Я не занимаюсь коллаборационизмом. Я вижу коллаборационизм со стороны французских господ только в следующем: если они будут поставлять нам продовольствие до тех пор, пока не смогут больше этого делать, если они делают это добровольно, тогда я скажу, что я сотрудничаю. Если же они будут съедать все сами, то это не сотрудничество»[18]
.В оккупированных Германией странах Западной Европы в отношении населения и элиты, включая различные политические партии, к оккупационной власти долгое время не было единства. Поскольку с немцами, учитывая их силу, нужно было по любому считаться в будущем, в первой половине войны преобладала готовность к кооперации: от откровенной выжидательной позиции до благожелательного, порой восторженного сотрудничества. Во многих странах у части буржуазии сравнительно позитивное отношение к Германии, олицетворявшей «идею порядка» и промышленного прогресса, сочеталось с резко негативным отношением к левым в своей стране и к организациям рабочего движения как таковым. Тем не менее различия были значительными. В Нидерландах коллаборационизм на административном уровне функционировал относительно беспроблемно, но и население, и политические партии, и социальная элита, и королевский дом, без сомнения, относились к немецкой оккупационной власти с резкой неприязнью. Так было и в Дании, и в Норвегии. И когда немецкая оккупационная власть раскрыла истинные цели своей оккупационной политики в виде репрессий, депортации еврейского населения и отправки мужчин на работу в Германию, это неприятие стало еще более жестким. По мере того как постепенно исчезал ореол непобедимости германского вермахта, это неприятие переходило в патриотически мотивированное сопротивление, которое редко открыто поддерживалось широкими слоями населения, но тем не менее встречало все большее сочувствие[19]
.Однако, помимо коллаборационистских организаций и Сопротивления, в большинстве случаев существовал третий фактор, влиявший на расстановку политических сил и выходивший на первый план по мере приближения окончания войны, а также ставивший вопрос о политической легитимности и направлении развития нового политического порядка: правительства в изгнании. Между этими тремя силами и оккупационной властью в отдельных странах складывались напряженные и очень разные отношения, которые в конечном итоге определили послевоенное развитие событий.