История Германии в ХХ веке. Том I

Второе решение касалось экономики. Закон о вспомогательной службе от декабря 1916 года уже ввел элементы корпоративности в германскую деловую политику. Более того, подготовка к предстоящей демобилизации с осени 1918 года привела к очень далеко идущим соглашениям между представителями работодателей и профсоюзов. Теперь они были расширены. Работодатели приняли регулирование условий труда через коллективные договоры с профсоюзами, восьмичасовой рабочий день и создание советов трудовых коллективов. Профсоюзы, со своей стороны, приняли то, что они и так не подвергали сомнению, а именно принцип частной собственности на средства производства. Требование обобществления крупных предприятий, особенно в горнодобывающей промышленности, которое вначале поднималось спорадически, а затем все громче и громче в течение последующих месяцев, не было приоритетной целью профсоюзов ввиду предстоящего перевода миллионов солдат в гражданскую экономическую жизнь, ввиду угрозы безработицы и проблем со снабжением. Такой революции в вопросах собственности, как в России, можно было больше не опасаться, учитывая такое отношение профсоюзного руководства[4]. Третье решение касалось армии. Уже на ранних этапах рассматривалась возможность создания отдельных, республикански настроенных вооруженных сил для нового правительства, поскольку существовали обоснованные сомнения в политической благонадежности войск рейхсвера, возглавляемых офицерами Генштаба. С другой стороны, создание новых, республиканских войск несло в себе опасность конфронтации между старыми и новыми военными. Поэтому Эберту казалось необходимым получить гарантии лояльности старого рейхсвера и убедить Генштаб признать новое правительство. Это удалось; уже 10 ноября Эберт достиг соглашения с генералом Грёнером, преемником Людендорфа на посту верховного командующего. В этом соглашении Генштаб признал Совет народных уполномоченных законным правительством и обещал ему свою поддержку. Взамен Эберт продолжал признавать Генштаб в качестве высшей военной инстанции и подтвердил принципы военной дисциплины. Это решение с самого начала вызвало много споров среди рабочих и солдат, поскольку оно вернуло в игру именно те силы, против которых изначально было направлено их революционное восстание. С другой стороны, Эберт видел в этом соглашении возможность избежать конфронтации между прореспубликанскими силами и рейхсвером – конфронтации, которая, как и в России, могла привести к гражданской войне и закончиться катастрофой. Это, прежде всего, объясняет ту огромную осторожность, с которой действовали Эберт и новое правительство[5]. С этим было связано и четвертое решение, которое касалось роли рабочих и солдатских советов и их отношения к желаемой парламентской демократии. Уже 9 ноября стало ясно, что СДПГ в одиночку не удастся направить развитие революции в сторону установления парламентской демократии. Для этого ей нужна была помощь НСДПГ, которая имела большое влияние, прежде всего, среди рабочих крупных компаний, особенно в столице. Социально-политический профиль этой партии, возникшей как движение против политики перемирия, проводимой большинством СДПГ, был довольно противоречивым. Ее сильное левое крыло, опиравшееся в основном на такие группы, как «Революционные старосты» на берлинских крупных предприятиях, стремилось, помимо пацифистской программы, к продолжению социалистической революции. После окончания войны разногласия большей части членов НСДПГ с партией большинства утратили прежнюю остроту. Это нашло отражение в коалиции, которую образовали эти две социал-демократические партии и которая привела к созданию 9 ноября Совета народных уполномоченных с равным представительством. Однако здесь было два болезненных момента, где различия их позиций проявились особенно ярко: отношение руководства к рейхсверу и будущее движения советов[6]. Решение о движении советов было принято в декабре на Всегерманском съезде рабочих и солдатских советов, который теперь стал высшим революционным органом власти. И снова именно события в России перевесили чашу весов. Ведь там, по словам основного докладчика от социал-демократов Макса Коэна, большевики ввели систему советов только для того, чтобы предотвратить свободные выборы и установить диктатуру. Социалистические преобразования, отметил выступающий, тоже требуют согласия большинства народа – ведь «невозможно осуществить больше социализма, чем хочет большинство народа». Социалистические эксперименты в высокоразвитом индустриальном обществе, подчеркнул Коэн, чрезвычайно опасны – результат в России говорит сам за себя: «Россия замерзает и голодает». Крестьянское общество еще сможет оправиться от такого, а для индустриального подобные эксперименты могут стать фатальными: «Если германская промышленность будет уничтожена, она никогда больше не поднимется»[7].