Дебаты получили дополнительный импульс после впечатляющего ареста Адольфа Эйхмана в Аргентине и суда над ним в Иерусалиме в 1961 году. Этот процесс перевел дебаты о нацистском прошлом в другие измерения. Если до этого момента в большинстве стран мира и, особенно среди бывших противников войны, в центре внимания находились военные события и германская оккупационная политика, то теперь – массовые преступления Германии против евреев. Вскоре они стали определять образ немцев в мире в большей степени, чем блицкриг или Сталинград. То, как западные немцы – восточные немцы, живущие в государстве без свободы слова, почти не упоминались – относились к убийству евреев, оказалось более решающим для их репутации в мире, чем прошлые военные и нынешние экономические успехи.
В ФРГ внимание к этому процессу было значительным; в 1962 году девяносто процентов западных немцев слышали о процессе, а две трети считали правильным, что Эйхман был осужден. Четырнадцатисерийный документальный фильм «Третий рейх» шел по телевидению с октября 1960 по май 1961 года; его посмотрели до шестидесяти процентов всех взрослых телезрителей, и два года спустя он был показан повторно. То, что упускалось в течение многих лет или, как позже стали говорить, «вытеснялось», теперь, казалось, было восполнено[38]
. Это в равной или даже в еще большей степени относилось к школам. Опросы подтвердили, что знания молодежи об эпохе нацизма были крайне скудными, а волна граффити со свастикой, выполненных преимущественно молодыми людьми, усилила опасения, что здесь зарождается новый праворадикальный потенциал. Сразу после антисемитских акций в Кёльне Германский комитет по вопросам воспитания и образования заявил, что эти инциденты связаны «с другими симптомами определенного недовольства в отношении демократии и политики в целом, с признаками возрождающихся или новых антидемократических настроений, а также с тем, что демократия, как бы очевидна она ни была сегодня, среди широких слоев населения не обладает силой и укорененностью убеждения, основанного на опыте и подтвержденного жизнью»[39]. Ощущение необходимости действовать быстро, выраженное здесь, было широко распространено. Основание в 1963 году Федерального центра политического образования (который возник на базе основанного в 1952 году Федерального центра тыловой информационной службы) стало реакцией на это. Он был призван расширить знания о Третьем рейхе и о функционировании демократии в школьном и внешкольном контекстах. Еще в 1962 году Конференция министров по делам образования и культуры приняла соответствующие рекомендации по преподаванию. Национал-социализм должен был более интенсивно рассматриваться в школах, хотя и под рубрикой тоталитаризма, чтобы иметь возможность параллельно рассматривать национал-социализм и сталинизм с акцентом на текущую проблему коммунистического правления в «Восточной зоне» и в Восточной Европе. Однако это смещение фокуса с нацистского государства на ГДР стало менее эффективным. Основной интерес учеников был связан с нацистским периодом как предысторией их собственного настоящего, и этот интерес продолжал расти. Они часто встречали неприятие со стороны учителей, так что отношение к нацистскому периоду в классе стало предметом противоречивых дебатов на многие годы.В декабре 1963 года во Франкфурте начался судебный процесс над служащими концлагеря Аушвиц, подготовленный Фрицем Бауэром. С момента основания Людвигсбургского центра прокуратуры открыли сотни, а вскоре и тысячи предварительных расследований в отношении нацистских преступников. Однако лишь сравнительно небольшое число дел было рассмотрено в судебном порядке. На процессе во Франкфурте-на-Майне систематическое убийство миллионов евреев впервые было представлено перед германским судом. Таким образом, как германская, так и международная общественность постепенно получила более точную и, прежде всего, более достоверную картину массовых преступлений, чем за предыдущие 15 лет. Однако большинство последовавших за этим нацистских процессов касались в основном членов лагерного персонала. Гораздо сложнее оказалось привлечь к ответственности тех, кто отвечал за политику убийств, то есть членов высшего правительства Главного управления имперской безопасности, руководителей гестапо и высших чиновников германских оккупационных администраций[40]
.