История Германии в ХХ веке. Том II

В последующие пять лет, вплоть до кровавой кульминации осенью 1977 года, политическая деятельность «второго поколения» РАФ и ей подобных групп, таких как «2 июня» или «Революционные ячейки», была лишь во вторую очередь направлена на «борьбу международного пролетариата против империализма». Основное внимание теперь было сосредоточено на освобождении своих заключенных товарищей и противостоянии государственным органам. Похищение берлинского председателя ХДС Лоренца весной 1975 года уже было направлено – успешно – на освобождение товарищей. Через несколько недель группа РАФ захватила посольство Западной Германии в Стокгольме. Когда федеральное правительство отказалось освободить группу управления Андреаса Баадера, которая была заключена в тюрьму в Штутгарте, террористы застрелили двух сотрудников посольства и в конце концов подожгли здание. С началом суда над руководителями РАФ в Штаммхайме в 1975 году культ «политических заключенных» еще больше усилился и иногда принимал причудливые формы. Незначительная часть Новых левых проявила солидарность с заключенными террористами и агитировала против «пыток изоляцией» и «уничтожающего заключения», которым они подвергались. В действительности, об этом не было и речи; напротив, заключенные РАФ пользовались широкими привилегиями, которые не предоставлялись другим заключенным. В то же время, однако, они изображали себя потенциальными жертвами германского фашистского полицейского государства, и аналогии их собственного заключения с нацистской политикой убийств теперь использовались c той же интенсивностью, с которой проявлялась и вера в это. «Политический термин для „отделения смертников“ в Кёльне, я говорю это совершенно ясно, – это газ», – писала Ульрике Майнхоф. А Гудрун Энслин объявила: «Мы тут, внутри, говоря прямо, можем удивляться только тому, что нам не впрыскивают яд. Больше ничему»[51]. Здесь воображаемая идентичность как жертвы нацистского «окончательного решения» была доведена до крайности.

Эскалация 1977 года была также отмечена борьбой РАФ против западногерманских органов безопасности и за освобождение ведущих кадров группировки. В апреле представитель РАФ застрелил генерального прокурора ФРГ Зигфрида Бубака и двух его спутников; в июле – пресс-секретаря немецкого банка Юргена Понто при попытке его похищения. Наконец, в сентябре РАФ удалось похитить президента Ассоциации немецких работодателей Ганса Мартина Шлейера. Четверо его спутников были убиты во время похищения. Как давний член НСДАП и СС Шлейер казался идеальной символической фигурой преемственности элит между Третьим рейхом и ФРГ. Во время войны он был функционером германской оккупационной власти в Праге и участвовал в ариизации еврейских предприятий. После 1949 года он быстро поднялся на высокий пост в компании «Даймлер-Бенц АГ». РАФ полагали, что, похитив высокопоставленного представителя немецких ассоциаций работодателей, они смогут оказать максимальное давление на правительство Германии и тем самым освободить группу Баадера. Однако на самом деле, согласно предыдущему опыту, федеральное правительство не было готово удовлетворить эти требования.

Осенью 1977 года ФРГ находилась в необъявленном чрезвычайном положении. После покушения на израильских спортсменов на Олимпийских играх 1972 года в Мюнхене и жалкого провала немецкой полиции в освобождении заложников аппарат безопасности был значительно расширен и модернизирован. Особенно Федеральное управление уголовной полиции стало центром новых технических процедур расследования, с целью достижения успехов в розыске путем сбора массовых данных и их сравнения с помощью ЭВМ, но в то же время согласилось на систематическую слежку за значительной частью населения Германии. В общественном мнении Западной Германии преследование террористов привлекало все большее внимание, и уже без того выраженная политическая поляризация еще больше усилилась. С одной стороны, террористы, не в последнюю очередь в бульварных газетах, были возвышены до статуса самой большой опасности со времен войны, с которыми нужно было быстро разобраться и перед которыми конституционные проблемы должны были отойти на второй план. С другой стороны, четверть всех немцев в возрасте до тридцати лет выражали «некоторую симпатию» к членам РАФ. В леволиберальной среде мотивы террористов часто встречали понимание, даже если их действия подвергались критике. С другой стороны, в левой среде некоторые даже выражали «тихую радость» после убийства Бубака, как выразился один гёттингенский студент[52].