На самом деле, однако, признаки сложного экономического положения в Восточной Германии накапливались уже с момента создания экономического и валютного союза летом 1990 года. Вариант компенсации ожидаемых – очевидно, значительных – дополнительных расходов путем возложения соответствующего дополнительного налогового бремени на западных немцев был заблокирован предвыборными обещаниями. Однако, согласно концепции федерального правительства, объединение Германии в любом случае должно было после короткого переходного этапа стать в значительной степени самоокупаемым проектом. Государственный договор об экономическом и валютном союзе предусматривал финансовые трансферты восточным федеральным землям в размере 25 миллиардов марок на 1990 год и 40 миллиардов марок на 1991 год. Важнейшие экономические институты также предполагали такие суммы, но на более длительный период – примерно на восемь-десять лет, в течение которых в каждом случае необходимо было привлечь около 40–50 миллиардов марок[6]
. Оптимизм, проявленный здесь, был основан на трех предположениях: во-первых, и без того очень хорошая экономическая ситуация в Западной Германии получила бы дополнительный импульс роста в результате объединения, особенно потому, что значительные расходы, связанные с разделением, такие как зональные пограничные субсидии, были бы устранены. Во-вторых, приватизация государственных предприятий ГДР учрежденным специально для этого трастовым агентством (Попечительский совет по управлению собственностью) принесла бы такую прибыль, что можно было бы профинансировать значительную часть необходимых мер по реструктуризации. И в-третьих, правительство ФРГ предполагало, что ожидаемый экономический рост на Востоке будет обеспечен в основном за счет огромных частных инвестиций. Необходимые государственные средства для стимулирования экономической динамики в Восточной Германии предполагалось брать из «Фонда германского единства», в который правительство ФРГ должно было вносить бо́льшую часть, а земли – меньшую. Однако, поскольку налоги повышать было нельзя, необходимые средства правительство привлекало в основном путем займов, передавая их в специальные фонды, чтобы не увеличивать дефицит бюджета, по крайней мере, визуально. Такие уловки, однако, не могли скрыть того факта, что экономическая ситуация в восточногерманских землях после создания экономического и валютного союза развивалась катастрофическим образом. «В настоящее время нет никаких свидетельств того, что на Востоке наметился поворот, – писал журнал «Шпигель» в апреле 1991 года. – Единственное, что пока можно сказать с уверенностью, это то, что экономический спад идет все более быстрыми темпами. То, что сейчас происходит в восточной Германии, никогда ранее не происходило в мирное время: целый промышленный регион исчезает с лица земли. Будь то судостроительные или текстильные заводы, сталелитейные или компьютерные фирмы – все они со своей продукцией и со своими ценами безнадежно уступают конкурентам с Запада. Вряд ли какая-либо компания останется в прежнем виде, большинство из них уже созрели для банкротства. Старое рушится, новое не торопится. В течение многих лет с Запада на Восток будут ежегодно перетекать трехзначные миллиарды, стоимость восстановления экономики Востока исчисляется триллионами». Это не было преувеличением. Валовой внутренний продукт в новых землях рухнул в 1991 году до уровня чуть менее 60 процентов от уровня 1989 года. В промышленности добавленная стоимость в 1991 году достигла лишь 40 процентов от 1989 года, в сельском хозяйстве – еще меньше. Ни один из оптимистических прогнозов не оправдался: приватизация промышленности принесла убытки вместо прибыли, частных инвестиций почти не было, а «бум объединения», как стало ясно спустя два года, был лишь секундной вспышкой.