Таким образом, огромные дополнительные расходы на пенсии, пособия по безработице и активную политику на рынке труда в Восточной Германии финансировались за счет социального страхования. Так правительство избежало непопулярного повышения налогов. Однако это привело к дальнейшему росту стоимости рабочей силы и оказало дополнительное давление на и без того сложный рынок труда в Восточной и Западной Германии. Трудовой фактор стал «вьючной лошадью» кризиса унификации»[14]
. В-третьих, поощрялись частные инвестиции – с помощью льгот и специальной амортизации, а также кредитных программ. В некоторых случаях это принимало авантюрные масштабы. За инвестиции в размере одного миллиона марок на Востоке инвестор получал субсидии в размере 230 тысяч марок. Кроме того, он не должен был платить налоги с прибыли своей компании на половину суммы инвестиций и был освобожден от налогов на имущество и предпринимательский капитал за деятельность в Восточной Германии. Таким образом, государство возвращало почти половину налогового бремени для крупной компании на Востоке с налоговым бременем в 50 процентов, и до 42 процентов для более мелкой компании[15]. Конечно, такие щедрые стимулы привели к многочисленным случаям плохих инвестиций и злоупотреблений в больших масштабах. Если в первые месяцы и годы после воссоединения страны мелкие преступники и мошенники всех мастей пользовались преимуществами нерегулируемой переходной зоны между социализмом и капитализмом, то здесь также имели место мошенничество и рэкет в значительных масштабах, особенно в приватизационных сделках Попечительского совета. Такие инциденты вызывали большой ажиотаж и могли дискредитировать весь процесс экономического преобразования. Но в целом это были скорее единичные случаи и побочные эффекты основных проблем. В-четвертых, они наиболее ярко проявились в промышленной политике Попечительского совета. Поскольку приватизация восточногерманской промышленности проходила медленно, Попечительский совет по управлению собственностью все чаще был вынужден, также под давлением федерального правительства, сам инициировать и финансировать необходимую реабилитацию заводов, чтобы привлечь инвесторов для этих объектов. Это особенно характерно для регионов с моноструктурой промышленности. Крупные предприятия, такие как завод Буна в Галле, сталелитейная компания ЭКО-Шталь в Бранденбурге или судостроительные верфи на Балтийском побережье, были нерентабельны по экономическим критериям, поскольку затраты, необходимые для восстановления, намного превышали ожидаемую прибыль даже в долгосрочной перспективе. Это было повторением того, что уже было опробовано в 1960‑х годах в ФРГ в горнодобывающем секторе, а в 1970‑х и 1980‑х годах в сталелитейном секторе и других отраслях промышленности: временное поддержание неконкурентоспособных компаний с помощью государственных субсидий с целью предотвращения экономического краха целых регионов и крупных городов. В Сааре и Рурской области такие меры позволили выиграть время для постепенного сокращения рабочих мест и развития других, более перспективных предприятий. Здесь, в бывшей ГДР, целью было использование налоговых денег для восстановления «промышленных центров» с преобладанием неработающих предприятий таким образом, чтобы в кратчайшие сроки были созданы стабильные рабочие места. Например, компания Карл Цейс Йена получила поддержку в размере 3,6 миллиарда марок с целью сохранения около 10 тысяч рабочих мест. За приватизацию верфей на северо-востоке Германии Попечительский совет по управлению собственностью заплатил от шести до семи миллиардов марок за 10 тысяч рабочих мест. В случае с заводами Буна и другими химическими заводами государственные субсидии покупателю «Доу Кемикал» составили около десяти миллиардов марок на 5600 рабочих мест, в долгосрочной перспективе даже только 1800. За обеспечение одного рабочего места государство платило около 600 тысяч марок в случае с верфями и пять миллионов марок в случае с компанией «Доу Кемикал» – впечатляющие цифры, но не столь необычные, если учесть, что западногерманская горнодобывающая промышленность получила 128 миллиардов евро в период с 1958 по 2005 год, не считая «издержек вечности», то есть затрат на экологические последствия добычи полезных ископаемых[16].Попечительский совет по управлению собственностью прекратил свою деятельность в конце 1994 года. К тому времени он приватизировал около 6 тысяч из 1370 компаний, переданных ему с момента основания, и вернул около тысячи бывшим владельцам, меньшая часть досталась муниципалитетам. 3712 предприятий были ликвидированы. Около 1,5 миллиона рабочих мест были стабилизированы или обещаны новые. От продажи предприятий и земли Попечительский совет выручил 68 миллиардов марок, а за реструктуризацию, закрытие предприятий, принятие старых долгов и экологическое наследие заплатил в общей сложности 343 миллиарда марок, так что общий убыток составил 275 миллиардов марок, которые теперь перешли в государственную казну[17]
.