История Германии в ХХ веке. Том II

Однако, поскольку основные положения выставки о преступлениях вермахта были основаны на широкой документальной базе и их невозможно было всерьез оспорить, основная критика вскоре была перенаправлена на форму представления, которая критиковалась как слишком навязывающая определенные трактовки и слишком недифференцированная. В частности, обращение с выставленными фотографиями было непрофессиональным, многие из снимков были неопределенного происхождения и не показывали того, что было заявлено в подписях[93]. После того как обвинения усилились, Реемтсма закрыл выставку в ноябре 1999 года и поручил комиссии историков ее переделать. Комиссия подвергла критике «небрежное использование фотоисточников» и «отчасти слишком огульное и недопустимо обобщающее» изложение материала. Фактические заявления, однако, были последовательно подтверждены[94].

Однако эти дебаты разгорелись в бундестаге, который рассматривал выставку «Преступления вермахта» и поднятые ею вопросы на заседании 13 марта 1997 года. Отправной точкой дискуссии стал доклад бывшего руководителя парламентской группы ХДС/ХСС Альфреда Дреггера, который, выступая от имени участников войны, подчеркнул: «Солдаты Второй мировой войны и их родственники – это не маленькая, определенная группа нашего народа, а все население того времени. Почти все мужчины были призваны в армию. Так что этот вопрос касается нашего отношения к целому поколению нашего народа. Те, кто пытается – а такие попытки есть – заклеймить все военное поколение как членов и пособников банды преступников, хотят нанести удар в самое сердце Германии. Это то, против чего мы боремся. Мы не можем с этим мириться»[95].

Ему ответил в своей замечательной, получившей широкий отклик речи депутат Отто Шили, перешедший из партии «Зеленых» в СДПГ, который подверг резкой критике высказывания Дреггера и включил в свою речь несколько личных замечаний: «Мой дядя Фриц Шили, человек безупречного характера, был полковником люфтваффе. <…> В конце войны он был командиром авиабазы под Ульмом. В отчаянии от преступлений гитлеровского режима он искал смерти во время налета штурмовой авиации. Мой старший брат Петер Шили отказался вступить в гитлерюгенд и сначала пытался бежать за границу. Поскольку ему это не удалось, он ушел добровольцем на фронт. После короткого периода обучения он был направлен сапером в поход на Россию, получил тяжелые ранения, потерял глаз и подвижность одной руки. Мой отец, выдающийся предприниматель, которому я бесконечно обязан своей жизнью, был ярым противником нацистского режима, но, будучи офицером запаса со времен Первой мировой войны, он считал глубоким унижением для себя то, что его не призвали на военную службу из‑за его членства в антропософском обществе, которое было запрещено нацистами. Только позже он осознал, насколько безумной – я использую его собственные слова – была его тогдашняя позиция. Отец моей жены, Йиндржих Хаймович, необычайно мужественный и самоотверженный человек, еврей, партизан, сражался в России против германского вермахта. Теперь я скажу фразу, которую мне и всем нам следует принять во всей ее суровости и ясности: из всех четырех упомянутых лиц единственным – единственным! – кто отдал свою жизнь за правое дело, был Йиндржих Хаймович! Ведь он сражался против армии, в тылу которой находились газовые камеры, где были убиты его родители и вся его семья. Он сражался против армии, которая вела войну на уничтожение и истребление, которая поддерживала массовые убийства, совершаемые пресловутыми айнзацгруппами, или, по крайней мере, потворствовала им. Он боролся за то, чтобы не продолжали убивать самым жестоким образом тысячи женщин, детей и стариков. Он сражался против германского вермахта, который унизился до роли исполнителя безумной расовой теории бесчеловечного гитлеровского режима и тем самым потерял свою честь»[96].

Эти дебаты привели к поворотному моменту. Это означало появление неполного, но очень далеко идущего консенсуса по партийным линиям. Хотя стиль и односторонность выставки продолжали критиковать с разных сторон, тот факт, что вермахт был в значительной степени причастен к массовым преступлениям нацистов во время войны, отныне публично отрицался только правым крылом общества[97].