История города К.

Кое-кто полагал, что взлёт Наума Сергеевича – явление случайное и сугубо временное. Однако скептики были посрамлены. Многие носители малиновых пиджаков довольно скоро сошли со сцены, а он, сменив одеяние на более солидное, продолжал процветать. Его хватка буквально вошла в поговорку среди провинциального бизнес-класса, и частенько господа предприниматели повторяли одну и ту же фразу: «Наум – это голова!».

До сих пор Наум Сергеевич политикой не баловался и не дал ни одного интервью прессе. Одни эксперты объясняли его жизненный успех феноменальной способностью к устному счёту, другие – якобы родственной связью с пожилым олигархом. Камышанского, кстати, очень даже привечали при дворе Ивана Минаевича (злые языки уверяли, что небескорыстно). Владелец заводов этот факт тоже никак не комментировал. Бесспорным являлось лишь то, что свое последнее крупное приобретение он сделал как раз в период правления народно-патриотического губернатора.

Общество, взбудораженное скандальными выборами, с трепетом ожидало чисток и посадок. «Ещё хлебнёте капитализма-то… с генеральским лицом», – в сердцах бросил вождь посрамленного обкома профессор Пришельцев. Но генерал в штатском костюме не спешил громить гнездо коррупции, каковым (судя по его агитации) представлялся «белый дом». Скорее наоборот, по мере заполнения кадровых клеточек всё больше выяснялось, что новые, незапятнанные люди – почти сплошь довольно старые. Разумеется, департамент анализов подвергся реструктуризации и даже был переименован в управление коммуникативных ресурсов. Однако и здесь отдельные позиции сохранили за собой, казалось бы, ярые сторонники свергнутого Шабашкина.

А ещё под могучее генеральское крыло перебрался бывший мэр Цап-Царапин. Его, как знатного коммунальщика, поставили на должность главного контролера за водопроводом и канализацией. И поскольку в прилегающих селах и деревеньках водопровод и канализация утвердились пока не везде, вышло так, что контролировать бывший градоначальник должен был первым делом градоначальника нынешнего. Легко понять, что избранный народом Яков Александрович терпеть подобное положение не собирался. Так между новым мэром Крыжовинска и новым губернатором пролегла первая трещина.

Тут следовало бы сказать несколько слов о героях минувшей эпохи, ещё недавно потрясавших основы и будораживших умы. Их судьбы сложились по-разному. Борис Андреевич Бубенцов при Шабашкине находился в глухой оппозиции. Не то, чтобы он оставался глух к призывам и посулам – его, собственно, никуда и не звали и ничего не сулили. Всё это время Борис Андреевич слал докладные записки «наверх» и на планерки к Ивану Минаевичу демонстративно не ходил. С угасанием института президентских комиссаров салонно-кухонные эксперты прочили ему полную отставку и… просчитались. Шикарные усы Бубенцова были замечены рядом с генералом Мироедовым. Бывший философ-марксист, а затем радикал-демократ стал ответственным за идеологию новых, патриотических реформ.

Впрочем, в этой роли Борис Андреевич особенно не задержался. Открыв однажды газеты, крыжовинцы узнали, что бывший ниспровергатель диктатуры и любимец дам стал очередным московским жителем. Трудоустроила его некая финансово-промышленная группа, по слухам, имевшая отношение к избранию Мироедова. Бубенцову доверили место специалиста по внутрикорпоративной этике.

Карьера другого основоположника местной демократии – Виктора Евсеевича Абрамкина сложилась менее ярко и удачно. Да карьеры, в общем, больше и не было. Депутатство доцента закончилось и не возобновлялось. В чиновники его никто (включая бывших сподвижников) не брал. Компенсации скоро подошли к концу. И вернулся Виктор Евсеевич на родную кафедру, где дали ему кое-какую учебную нагрузку. По привычке, наверное, собирался у него по пятницам тесный кружок ветеранов борьбы с атомной угрозой. Как всегда, спорили до хрипоты. Как всегда, не могли выработать единую резолюцию. А после, опомнившись, по темноте шли домой.

Однажды вроде бы видели Абрамкина в офисе кандидата Шмусева. Что делал там Виктор Евсеевич, и Виктор ли Евсеевич это был – непонятно… Был, опять же, вечер, и было темно.

Банкир Павлинов не получил никакого портфеля. Хотя к чему Александру Филипповичу были все крыжовинские портфели?.. В первую же посевную кампанию у его банка был взят кредит – под хороший, естественно, залог. В числе прочих объектов залога оказались и театр оперетты, где присягал Мироедов, и сама резиденция генерала-губернатора. Само собой, к Павлинову перешли и счета департаментов с комитетами. Банк «Хлебороб», столь любимый Шабашкиным и Пришельцевым, после этого лопнул окончательно и бесповоротно.

Движение за позитивные сдвиги, образованное накануне выборов для поддержки Мироедова, собралось на свою вторую конференцию и объявило устами Павлинова о самороспуске. Мотивировка была простой: главный позитивный сдвиг уже произошел.