История города К.

Очередное лето прошло, и с деревьев облетели листья. Осень выдалась сухой и, к неудовольствию Мироедова, тёплой. Бунтари сами не расходились. Интернет исправно разносил по странам и континентам вести о жестокосердии губернатора и попрании всех и всяческих прав, а также о том, что уже тысячи и тысячи крыжовинцев проголосовали на народном референдуме за отставку сатрапа. Проверить приводимую статистику, само собой, не могла ни одна избирательная комиссия… На основании таких вестей с периодичностью примерно раз в месяц местные и столичные политтехнологи, маститые и не очень, рассуждали о шансах генерала удержать власть и о том, что тучи над ним, вероятно, сгущаются. Их рассуждения охотно тиражировал тот же Интернет, и перепечатывали городские газеты.

Губернаторские эксперты снова закинули в море невод – то бишь, провели изучение общественного мнения. Конечно, далеко за этим мнением никто не ездил, сведения собирались в непосредственной близости от фигуры Ильича и театра оперетты. Как всегда, впрочем. Однако тенденция была очевидной: от былой популярности генерала-реформатора мало что осталось. И это «мало что» продолжало усыхать на глазах. Зато всё рос и рос рейтинг непреклонной Галины Арчибальдовны. Экспертный совет устами Карманова объяснил данный факт ущербностью и темнотой большинства населения, замешанными на множестве подавленных комплексов.

Население срочно попытались просветить, через все подконтрольные каналы и редакции напомнив о художествах честной власти, с которой давно и неразрывно была связана депутат Халявцева. В ходе разъяснительной кампании Карманов освоил недурной бюджет. Но народ почему-то не слишком поверил газетам, где давно уже не водилось ничего, кроме кроссвордов и успешных отчётов. Да и каналам, где с утра до ночи гремели победные рапорта из гипермаркетов и с полевых станов, тоже не удалось переломить тенденцию.

Петиции же с площади в Крыжовинске начали достигать Москвы. Постепенно бумаги эти с подписями в виде каракулей добрались и до столов больших людей. Большие люди телевизор смотрели крайне редко, но вот Интернет посещали. Так что шило в мешке утаить не удалось. Регулярно навещая столицу, Григорий Владимирович почувствовал вдруг какой-то странный холодок вокруг своей персоны. Нет, все по-прежнему здоровались, общались, и никто не отворачивался, не воротил, так сказать, нос, но откуда-то едва ощутимо потянуло легким сквозняком. Пару раз в кулуарах генерал, со времен своей боевой молодости обладавший отменным слухом, уловил обрывки фраз о бессрочном пикете и некоей «старухе».

Мироедов терпел долго. Даже очень долго. Наконец, видя, как волна вздорных слухов и дурацких инсинуаций не спадает, даже наоборот – растёт, Григорий Владимирович отважился на крайнюю меру. Он опять позвонил по телефону с двуглавым орлом и попросил о высочайшей аудиенции. Голос в трубке сообщил, что придется подождать. Генерал выждал пару недель. Инсинуаторы и комментаторы совсем уже буквально достали, называя его близкими преемниками кого угодно, вплоть до полиглота-патриота Навозина, и Мироедов, не выдержав, позвонил ещё раз. Ему вежливо, но с оттенком стали в голосе напомнили о том, что у Первого Лица очень насыщенный график. Затем в самом главном телефоне воцарилась абсолютная тишина. Даже без гудков.

Свидетелей этой беседы, разумеется, не было. Тем не менее, слух о ней разнёсся с быстротой молнии. Пикетчики, потрясая флагами, поклялись лечь костьми, но не уйти без результата. В лагере губернатора появились признаки уныния. Отдельные чиновники со стажем, пересидевшие многих вождей, уже стали зондировать почву на предмет трудоустройства в иных учреждениях. Кое-кого видели в мэрии.

Оппозиция, желая закрепить успех, с удвоенной яростью атаковала хваткого Наума Сергеевича. Вспомнили в который раз про Гондурас, в листовках и петициях рисовали запутанные схемы с банками и оффшорами – правда, персону Камышанского теперь не трогали. Наум Сергеевич всё реже прогуливался по вечерним улицам вокруг своего дома с бильярдом, сменив костюм от Версаче на спортивные штаны и ветровку. Однажды прицепился к нему какой-то юродивый и упорно просил миллион. Получив отказ, он залился диким смехом, от которого остался неприятный осадок в душе.

Враг был везде, и в то же время настоящего врага не было видно. Не на кого было навести орудия главного калибра и скомандовать: «Пли!» Не по кучке же сумасшедших было открывать огонь, и не по скоморошному же Борису Минаевичу?..