История города К.

Борис Минаевич не менял своих привычек. Так же, как раньше, перво-наперво отсыпался, чтобы не страдал цвет лица. Заслушивал верную Фенечку с обзором газет. Постановлений прочитывал немного – пару, от силы тройку за день, а подписывал и того меньше. И подписывали всё чаще заместители – особенно если дело касалось какого-нибудь пока нераспроданного имущества или финансов. Сам же всенародно избранный мэр в такие моменты сдавал анализы, замерял себе давление или просто брал день-другой в счет отпуска. Говорили, что перед каждой церемонией подписания он без свиты и охраны наведывался в маленькую избушку на тихой улочке. Там исстари жила известная всему Крыжовинску бабка-ворожея Пафнутьевна. Готовила она приворотное зелье, снимала сглаз и гадала на кофейной гуще.

В дни, свободные от служения народу, Дрынников любил сиживать в ажурной беседке возле собственного дома. Участок с бассейном и кортом для бадминтона был обнесён высокой оградой, но из беседки, венчавшей пригорок, открывался прелестный вид на бывшую речную пойму. Широкое Крыжовинское море лениво несло свои воды, в гладкой поверхности отражались контуры пригородной слободы Окрошки. Изредка показывался какой-нибудь парус, туда-сюда регулярно проплывал пароход-ресторан. Доносились звуки оркестра и звон посуды. Категорически не хотелось с кем-либо спорить, что-то доказывать и даже кому-то приказывать. При виде этакой благодати, наоборот, душа воспаряла ввысь, всё естество Бориса Минаевича стремилось к умиротворению и покою. Пусть как-нибудь само всё решается, думал градоначальник. Главное, чтобы не забывали нести и заносить…

На этом интересном месте, бывало, звонил телефон или прибегал посыльный. Борис Минаевич нехотя отрешался от грёз и спускал поручение исполнителям. Среди исполнителей неожиданно стал выделяться любимый племянник несгибаемой Галины Арчибальдовны. Молодой человек объехал все богоугодные заведения, заглянул в тумбочки и наорал на персонал. Вскоре вышел приказ о расширении сферы платных услуг. Одно из заведений прикрыли, на освободившемся месте развернулось строительство пентхауса с подземной парковкой и автономной котельной. Какая-то педагогическая общественность принялась докучать мэру своими петициями, но Борис Минаевич не изволил принять. А народный депутат Халявцева, как всегда, принципиально заклеймила жалобщиков позором и обвинила их в шкурничестве.

Не отставали от племянника и боевые комиссары. После рынков и торговых рядов настал черед свалок, водопровода и канализации. Уполномоченные оборудовали себе кабинеты, завезя кожаные диваны и кресла, затем обзавелись советниками и целыми службами по связям с общественностью, а уже потом выбрались на вверенные им объекты производства. Старые крепкие хозяйственники, трусцой сопровождавшие молодых и энергичных посланцев градоначальника, что-то невнятно бормотали про амортизацию, себестоимость и затраты. Посланцы почти не оборачивались на них. Изредка комиссары сами забирались в свои карманные компьютеры, кому-то звонили и перезванивали, уточняли у кого-то последние цены на землю и недвижимое имущество.

По завершении обходов старых хозяйственников известили о возможном сокращении штатов, а бойкие советники распространили пресс-релизы, где было сказано, что акционирование – единственный магистральный путь развития. Как во всём цивилизованном мире. Всплеснув руками, ветераны коммунальных фронтов попытались припасть к ногам Бориса Минаевича. Тем немногим, кого не успели отсечь милиция, референты и секретарши, честный мэр честно заявил, что поделать ничего не может. «Я бы и рад, но… вот, собственно – всё, чем располагаю» – сказал он, опять разведя руками и предложив просителям зелёного чаю.

Пока шли эти драматичные переговоры, комиссары недрогнувшей рукой подняли тарифы – да так, что не снилось ни Куманёву, ни Цап-Царапину. Но честная власть потому и честная, что выражает интересы и чаяния простого народа. И митинги протеста по поводу этого решения никто созывать не стал – даже профсоюзы, вечные защитники трудящихся. Тем более что последние были очень заняты другой проблемой: перестройкой своего концертного зала в современный развлекательный центр с тремя кинозалами, чипсами и «Кока-Колой».

А великое крыжовинское сидение на площади под Ильичом продолжалось. В переговоры Григорий Владимирович вступать и не думал. На ночь борцы уходили домой, поутру возвращались, таща за собой плакаты и флаги, как лопаты. Неизменные старушки подносили авоськи с чебуреками.