История городов будущего

Поскольку в период правления националистов китайцы продолжали наращивать средства и влияние, вскоре у отеля Cathay появился серьезный конкурент, принадлежащий местному капиталу. Cathay по-прежнему был самым высоким зданием на Бунде, но в 1934 году еще более высокий отель открылся на другом конце города, где Нанкинская улица проходит мимо Шанхайского ипподрома. Этот небоскреб был построен на деньги Объединенного сберегательного общества – ведущего финансового учреждения в китайских руках. Первые два этажа занимал банк, на девятнадцатом располагались помещения совета директоров компании, а все остальные были отданы под роскошный Park Hotel. Состоятельные китайцы танцевали и выпивали в танцзале Sky Terrace на 14-м этаже, откуда открывался отличный вид на когда-то недоступный им ипподром на другой стороне улицы. В эклектичном интерьере традиционные для Китая красно-золотые колонны поддерживали потолок в характерной манере ар-деко. Его украшала громадная фреска, воспевающая танцы эпохи джаза в образе свингующих музыкантов, окруженных парящими нотами.

Хотя здание Park Hotel и не обладает элегантностью Cathay, оно производит сильное впечатление размерами массивного краснокирпичного основания и пирамидального навершия последних этажей. В момент открытия отель возвышался не только над всем Шанхаем, но и над всем Старым Светом, включая Европу: 20-этажная гостиница была самым высоким зданием в мире за пределами Америки. Знаменательно, что в переживавшем экономический бум Шанхае именно китайские заказчики с готовностью принимали модернистские эксперименты в архитектуре – европейцы же с головой ушли в ностальгические воспоминания о временах до Первой мировой войны, когда глобальное господство их континента было еще неоспоримо.

Хотя китайцы могли справедливо гордиться зданием Park Hotel, гостиница была не более китайской, нежели сам город. В этом здании, как и во всем мегаполисе, проявлялись последние архитектурные, социальные и экономические тенденции всей планеты. Модернистское чудо, заказанное руководителями Объединенного сберегательного общества, создал архитектор Ласло Худьец – трудно классифицируемый и очень характерный для Шанхая персонаж. Худьец родился в 1893 году в Австро-Венгрии. Получив диплом архитектора Будапештского королевского университета в 1914-м, он был призван в армию и отправлен воевать на фронтах Первой мировой. Там Худьец попал в плен к русским и оказался в лагере для военнопленных в Сибири. В 1918 году, во время транспортировки из одного лагеря в другой, он бежал, спрыгнув с поезда рядом с китайской границей. Добравшись до Шанхая, он устроился в американское архитектурное бюро, нашел себе жену англо-швейцарского происхождения и в 1925 году открыл собственную фирму. Не имея недостатка в заказчиках, Ласло вел роскошную жизнь в им самим спроектированном псевдотюдоровском особняке во французской концессии. Шанхайландец до мозга костей, Худьец писал: «Куда бы я ни поехал, я везде буду чужаком, гостем… который повсюду чувствует себя как дома, но при этом лишен родины»⁴⁰. Противоречие между его восторгом от роли гражданина мира и сопутствующим страхом, что он нигде не свой, – это опыт, в котором отразилась сама суть современности.

Для бездомных вроде Худьеца космополитичный Шанхай был домом – который сам Худьец и помогал строить. В 1927–1928 годах, вскоре после возвращения из путешествия по Соединенным Штатам, на окраине французской концессии Худьец спроектировал жилой комплекс в американском духе, чьи дома на одну семью в средиземноморском и тюдоровском стилях напоминали особняки, которыми в то же самое время застраивался расположенный на противоположном берегу Тихого океана Лос-Анджелес. Собственно, девелопером проекта тоже был американец, Фрэнк Джей Рейвен – глава шанхайской компании Asia Realty и член Муниципального совета Шанхая. Стилистическая мешанина, характерная для Америки, страны эмигрантов, где построить испанскую виллу рядом с английским загородным домом было так же нормально, как венгру жениться на англо-швейцарке, удивительным образом подходила Шанхаю. Вмещавший в себя сообщества со всего мира, Шанхай казался мегаполисом Нового Света, случайно оказавшимся в пределах Старого. Именно это имел в виду родившийся в Шанхае в 1930 году британский писатель Джеймс Баллард, когда описывал город своего детства как «на 90 % китайский и на 100 % американизированный»⁴¹.

В ажиотаже строительства самого динамичного города на Земле Фрэнк Джей Рейвен поддался иррациональной восторженности в оценке перспектив Шанхая. В исследовании рынка недвижимости, проведенном Asia Realty в 1920-х годах, говорится: «Быстрый рост строительства за последние несколько лет позволяет считать Шанхай главным городом этого континента»⁴². Далее следует оптимистичный прогноз развития города до 1950 года: «Растущее число иностранных обитателей со всех концов света, непрерывно повышающееся качество жизни»⁴³.