История государства Лахмидов

Наличие ряда дворцов само по себе располагало к тому, чтобы не пребывать все время в одном, а, наоборот, перемещаться между ними. Вообще говоря, Лахмидам была свойственна мобильность. В рассмотренном выше рассказе о том, как благодаря словам Аксама Ибн Сайфи были освобождены пленные тамимиты, мы читаем, что ан-Нуман III на полгода уехал в аль-Куткутану, а послы ожидали его в Хире[252]. Об аль-Куткутане мы знаем, что ан-Нуман держал там тюрьму [264, т. 4, с. 374]. Весной ан-Нуман уезжал в аль-Уфаку (al-Ufaqo), тоже расположенную поблизости ют столицы [188, с. 174–175; 264, т. 1, с. 226]. Аль-Бакри, один из авторов, на которых мы здесь ссылаемся, употребляет в своем тексте выражение: kanat tatabadda fi-hi Banu Nasr muluk al-Hira, т. е. «Насриды, цари Хиры, жили в ней жизнью бедуинов». Почти в тех же выражениях Якут рассказывает о поездках Лахмидов в Мауию (Маwiуа), расположенную в начальной части пути, известного мусульманским географам как путь из Басры в Мекку [41, с. 109, 251; 91, с. 146, 190–191; 231, с. 316; 264, т. 5, с. 48]. Видимо, в одном из таких мест застало аль-Мунзира III в начале 524 г. византийское посольство, о котором говорилось выше. Не исключено, что ан-Нуман III наезжал также во владения, пожалованные ему Хосровом II Парвизом[253]. Если прибавить сюда походы и поездки к сасанидским царям, можно заключить, что лахмидские цари проводили в Хире только часть времени, причем не обязательно большую. Становятся понятны слова Хамзы аль-Исфахани, который в конце своего рассказа о Лахмидах пишет:

«Говорят, что из царей[254] (Лахмидов. — Д. М.) в Хире не умер никто, кроме Кабуса, сына аль-Мунзира. Они (Лахмиды. — Д. М.) умирали на войне, на охоте или в отъезде» [67, с. 113; 256, с. 98].

Двор

Несмотря на разъезды и подчас довольно скромный походный быт, на который, критикуя Лахмидов, указывает аль-Хилли [213, с. 507–508], правители Хиры держали двор. О его порядках известно очень мало, но можно с уверенностью констатировать, что он существовал и имел свои установления. Люди, составлявшие свиту Лахмидов, должны были являться ко двору и пребывать там, ожидая повелений. В рассматриваемом в прим. 331 рассказе аль-Умари мы читаем, что ан-Нуман III в знак расположения к Хакаму Ибн Амру аль-Лахми (Наkаm Ibn 'Amr al-Lahmi) разрешил ему войти первым, когда ко двору собрались люди [208, ч. 1, с. 361]. Следовательно, существовал известный, выражавшийся хотя бы в очередности допуска в царские покои, дворцовый уклад, который в данном случае был нарушен.

Этот уклад очень не нравился поэту Тарафе, привыкшему к вольной жизни араба-пустынника, и он сочинил стих с порицанием Кабуса, сказав:

«Клянусь жизнью твоей[255]! Воистину, к царскому положению[256] Кабуса, сына Хинд, примешивается немало глупости.

Ты разделил время досуга. Вот такое властное решение: оно к чему-то устремлено, но отклоняется от него. Один день — для нас, другой — для куропаток. Эти несчастные летают, а мы — нет.

День куропаток — день гона; их гоняют с возвышенностей соколы.

А в наш день мы — на конях, которые стоят; мы не можем ни спешиться, ни двинуться с места» [44, с. 97–98].

Некоторые подробности можно почерпнуть и из рассказов о другом поэте, Набиге аз-Зубьяни, который, как показано в Части I, некоторое время пребывал при дворе ан-Нумана III. Мы видели, что на каком-то этапе недруги Набиги составили от его имени стих с порицанием царя, в котором последний именовался наследником ювелира. Ан-Нуман разгневался, о чем Набигу предупредил друг — Исам Ибн Шахбар аль-Джарми (Isam Ibn Sahbar al-Garmi), которого Абу-ль-Фарадж аль-Исфахани называет хаджиб-ом царя [172, ч. 9, с. 158]. Во времена Абу-ль-Фараджа хаджиб был камергером и привратником; подчас от него зависело, кто будет пропущен к повелителю. Вероятно, Абу-ль-Фарадж выражается языком своего времени, вследствие чего нельзя однозначно утверждать, что Исам действительно именовался хаджиб-ом и имел соответствующие обязанности. Но в том, что такая или подобная должность существовала, не приходится сомневаться.

Некоторые другие известия, касающиеся лахмидского дворцового ритуала, рассмотрены выше. Особое значение имеет упоминание Хамзы аль-Исфахани о том, что в начале каждого года лахмидский царь принимал съезжавшихся к нему племенных вождей. Похожий обычай существовал в Сасанидской державе, где в начале каждого года царь принимал вельмож, родственников и придворных[257]. У нас нет прямых указаний в источниках, но вполне возможно, что Лахмиды переняли этот обычай у Сасанидов, приспособив его к своему календарю. Кажется вполне естественным, что Лахмиды как наместники в чем-то подражали Сасанидам, обладавшим верховной властью над ними. Некоторые элементы дворцовых установлений, например, использование трона, прямо диктовались статусом Лахмидов как наместников.