История искусства в шести эмоциях

Однажды в самом начале XIX в. кардинал Жозеф Феш, дядя Наполеона Бонапарта, блуждал в закоулках Рима, заглядывая в лавки антикваров и старьевщиков в поисках редкостей. Прелат был страстным собирателем, имевшим к тому времени великолепную коллекцию: после его кончины наследники устроили распродажу, где были выставлены более трех тысяч предметов, в том числе фарфор, живописные полотна, мебель и гобелены, привезенные со всего мира. Эта прогулка принесла ему очередную необычайную находку, которыми он прославился как истинный охотник за шедеврами. В полумраке лавки старьевщика он разглядел дощечку, привлекшую его внимание. Это оказалась картина выдающегося качества, немедленно заставившая кардинала договориться с продавцом о цене. Он приобрел доску за смешные деньги, поскольку, на самом деле, изображение было незавершенным: у человеческой фигуры недоставало головы, а вся верхняя половина доски вообще была отрезана, чтобы приспособить оставшуюся часть в качестве дверцы. Однако Феш не удовлетворился достигнутым, пустившись на поиски утраченной части неизвестного шедевра. Он обладал нюхом настоящей ищейки и прекрасно знал всю подноготную римского антикварного рынка. Он планомерно прочесывал все окрестные магазины и не оставлял своего намерения до тех пор, пока не сделал невероятную находку: остаток доски оказался прибит к скамеечке сапожника! Он купил ее, восстановил картину и реставрировал, обнаружив рубцы под толстым слоем лака. Кардиналу не понадобилось много времени, чтобы оценить свою находку: у него в руках оказался один из ранних шедевров Леонардо да Винчи, «Святой Иероним», следы которого терялись во Флоренции в конце XV в. Никто не знал, каким образом случилось так, что картину разделили надвое, вся история становилась еще более запутанной, если учесть, что незадолго до того она была упомянута в завещании Ангелики Кауфман, утонченной швейцарской художницы, пользовавшейся широкой известностью в художественных салонах Европы и скончавшейся в 1807 г.

Иногда судьба произведений искусства бывает непредсказуемой, прежде всего в тех случаях, когда они транслируют эмоции, которые современники всеми силами пытались скрыть или даже вовсе отказаться от них. Как некоторые невысказанные любовные страдания.

Иногда лучше промолчать

Обратимся к письмам Микеланджело Буонарроти, адресованным Томмазо деи Кавальери, юноше с благородной душой, заключенной в прекрасном теле, тонкому знатоку искусства, прилежному ученику и надежному товарищу. Они познакомились примерно в 1532 г., когда молодому человеку едва исполнилось двадцать лет, а знаменитому скульптору уже было почти шестьдесят. Буонарроти не смог устоять перед его обаянием и красотой, ставшими для него истинным наваждением. Он посвятил юноше некоторые из своих исполненных страстью сонетов, в которых подражал благородной манере Петрарки. Он полностью отдался своей страсти, сквозящей сквозь нежные и чувственные строки, погружаясь в нее всё глубже в попытках понять то, что нельзя выразить словами.

С годами их отношения развивались и крепли: они работали вместе над проектами для площади Капитолия, Томмазо поднимался на строительные леса, возведенные у фрески «Страшный суд» в Сикстинской капелле, следы его кисти можно обнаружить в образах злых духов. Микеланджело настолько привязался к молодому человеку, что подарил ему три своих рисунка, проникнутых желанием упрочить их страстную привязанность. На одном из них Фаэтон падает на землю под гневным взглядом Юпитера, не справившись с управлением солнечной колесницей. Совсем как старый мастер, раздраженный мальчишескими выходками своего ученика. На первом из двух других рисунков Буонарроти изобразил Юпитера в виде орла, похищающего Ганимеда, в которого он влюбился, а на другом – Тития, печень которого пожирает коршун в наказание за его попытку овладеть Лето, возлюбленной Юпитера и матерью близнецов Аполлона и Артемиды[132].