История ислама. Том 3, 4. С основания до новейших времен

Грамотами, разосланными министром от имени властителя правоверных аль-Муайяда, любезные и верноподданные наместники Кордовы, Альмерии, Валенсии, Дении и проч. приглашались и с своей стороны радостно приветствовать возвращение их законного верховного повелителя и энергичною поддержкой обеспечить победу его справедливому домогательству. Трудно предположить, что лица, стоявшие во главе отдельных государств, действительно дали себя обмануть; но для большинства из них, особенно для более или менее близких соседей берберских государств Малаги и Гранады, могло быть только желательно такое противопоставление признанному здесь халифу Яхье Мутали другого халифа, тем более что мнимая принадлежность его к старой династии возбуждала в народе доверие. И это было во многих местах; человек сплошь да рядом готов веровать в то, что соответствует его желаниям, а одно лишь имя Хишама II вызывало воспоминания о счастливом времени ислама в Испании, окончившемся тому назад лишь четверть века, но все же казавшемся таким далеким из-за переживаемых неурядиц. Особенно счастливы были жители Кордовы, уже мечтавшие о восстановлении у себя трона Абдуррахмана III. Но и в других местах эта чудная сказка возбуждала доверие, и большинство славянских владетелей, до отдаленной Тортозы, сочли выгодным плыть по течению и заявить о своей преданности законному халифу. Один только Зухейр Альмерийский, бывший в дружественных отношениях с эмиром Гранады, бербером Хаббусом, в 426 (1035) г. отказался признать поддельного Хишама. Но и остальным оставалось сделать еще значительный шаг от этой бумажной присяги до действительного содействия восстановлению его власти над всею Испанией. И прежде чем дипломатии кади удалось вызвать их на этот шаг, все предприятие могло еще провалиться. Дело в том, что провозглашение халифа Омейяда в Севилье естественно обусловливало отрицание верховной власти Хаммудита Яхьи Мутали, признанной 8 лет тому назад; взбешенный этим, Яхья велел немедленно из близлежащей Кармоны напасть на непокорных вассалов. К сожалению, этот несравненный князь имел забавную привычку: он был почти всегда пьян; когда однажды вечером севильцы, которым была известна эта маленькая слабость, неожиданно напали под начальством Измаила и Мухаммеда, изгнанного князя Кармонского, на Кармону, Яхья, по обыкновению несколько подвыпивший, имел неосторожность выехать с небольшим отрядом и броситься на врагов. При этом он попал в приготовленную засаду и был убит; самая Кармона была захвачена врасплох Мухаммедом; гарем и все сокровища убитого Яхьи сделались добычей неприятеля в начале 427 г. (в конце 1035 г.). Этим не только до поры до времени закончилась война, но Севилья еще навсегда избавилась от опасности серьезного нападения с этой стороны. Власть Яхьи перешла к брату его Идрису I в Малаге, но в то же время двоюродный брат его Мухаммед, сын Касима Мамуна, объявил себя самостоятельным князем[449] в Алгесирасе. Следствием этого раздела было почти полное бессилие хаммудитских берберов; и сверх того, благодаря восстановлению власти Мухаммеда в Кармоне севильцы оказались прикрытыми с этой стороны.