История Испании

Последней каплей стало противостояние королевской гвардии и жителей столицы во время возвращения короля в Мадрид. Одни приветствовали абсолютного монарха, другие кричали: «Да здравствует Конституция!» Фердинанд VII приказал гвардейцам взять город под контроль, на что городской совет ответил мобилизацией милиции. Стычка между королевской гвардией и милицией 7 июля закончилась поражением гвардейцев. Милиция таким образом превратилась в оплот конституции и в военную силу революции. Король воспользовался развитием событий и подтолкнул революцию к пропасти: размежевание между двумя главными либеральными группами, «восторженными» и «умеренными», стало свершившимся фактом; последние утратили свое влияние в правительстве, оставалось дождаться раскола среди «восторженных», чтобы нанести им смертельный удар. И сделал это не кто-нибудь, а «Сто тысяч сынов Святого Людовика», армия, посланная из Франции по распоряжению держав — членов Священного союза[271]. Французские войска не встретили никакого сопротивления; напротив, их поддержали роялисты от Пиренеев до Кадиса, что и положило конец либеральному трехлетию. Фердинанд VII, которого правительство «восторженных» притащило за собой в Кадис[272], был освобожден и восстановлен во всей полноте власти: 1820 год остался позади, по словам Ларры[273], словно «буря, которую насилие коварно использовало для клятвопреступления».

И снова абсолютизм

После иностранной интервенции и реставрации абсолютизма Фердинанд VII во второй раз начал свое правление с жестоких репрессий по отношению к тем, кто имел хоть какое-то отношение к деятельности либеральных правительств. Временная правительственная хунта Испании и Индий, созданная 6 апреля 1823 г. во главе с Франсиско де Эгиа, через несколько недель передала свои полномочия Регентскому совету под председательством герцога Инфантадо и новым министерствам. В декабре 1823 г. король объявил программу, которой они обязаны были следовать: создание органов внутреннего порядка; роспуск существующей армии и формирование новой; отказ от любых форм политического представительства; чистка всех министерств, судов, ведомств от приверженцев конституционного режима; защита роялистов; уничтожение тайных обществ и, наконец, непризнание государственных займов, осуществленных в период либерального трехлетия.

Подобная политика подразумевала жестокие репрессии. Регентский совет вынес смертные приговоры всем депутатам кортесов, а тем временем военные трибуналы и волонтеры-роялисты[274] развязали настоящий террор на местах. Армия подверглась чистке, военачальников-либералов казнили, вне зависимости оттого, были ли они кадровыми военными, как Риего, которого повесили на мадридской площади Себада как обыкновенного преступника, или предводителями партизанских отрядов, как Хуан Мартин Эль Эмпесинадо, которого перед казнью подвергли оскорблениям и унижениям[275]. Местные хунты, занимавшиеся чистками, подвергли судебным преследованиям всех, кто во время конституционного режима занимал ответственные государственные посты. Очевидно, что в таких обстоятельствах эмиграция стала массовой и что формирующаяся нация и зарождавшееся испанское государство во второй раз лишились лучших своих умов и своих самых энергичных деятелей. Испанские изгнанники, писал Ларра, населили Францию и Англию.

События либерального трехлетия не были историческим эпизодом и не ограничивались несколькими городами, о чем свидетельствует самый масштаб репрессий. В течение трех коротких лет произошел настоящий расцвет политической и культурной жизни, несравнимый даже с временами войны за независимость. Появление сотен газет, возникновение патриотических обществ, участие граждан в институтах политического представительства сопровождались возобновлением работы университетов и созданием во многих городах просветительских центров, которые назывались атенеями или лицеями. Благодаря деятельности органов местной власти внедрялись политические практики, предусмотренные конституцией. Появление новых общественных институтов и постоянная политическая и культурная мобилизация привели к формированию в городах среды свободного общественного мнения, искоренение которой и являлось целью репрессий. Разумеется, инквизицию не восстановили, но епископы организовали так называемые хунты веры, взявшиеся за контроль над моралью и соблюдением религиозных догм. Их поддерживал министр юстиции Франсиско Тадео Каломарде, постоянный член правительства с января 1824 по октябрь 1832 г., поборник культурных репрессий, образец, по словам Ларры, «политического душителя», стремившегося затоптать ум, науку, искусство.