История Италии. Том II

Так, стихийно, снизу, родился в промышленной столице Италии — Турине знаменитый лозунг итальянского пролетариата: «Fare come in Russia!» («Сделать, как в России!»), вскоре зазвучавший и в других городах Италии. Весной и летом 1917 г. этот лозунг звал в первую очередь к окончанию войны. Под воздействием внутренних трудностей и русского примера в стране, учащались антивоенные митинги, демонстрации, стихийные вспышки народных волнений. Охватившая народные массы жажда мира становилась повелительной и нетерпеливой, что ярко сказалось 1 мая 1917 г. Этот день прошел в Италии, по свидетельству очевидца, «под знаком русской революции»[731]. В Милане, Флоренции, Турине распространялись в тот день нелегальные прокламации, звавшие следовать примеру русских. Их составляли социалисты, анархисты, подчас и беспартийные, рабочие и ремесленники. В больших и малых городах на созванных ИСП первомайских собраниях ораторы рассказывали о русских событиях, рабочие и крестьяне под возгласы «Evviva!» принимали резолюции с приветствиями русским братьям. В Ломбардии царившее в стране напряжение вылилось деревенской бедноты демонстрировали по улицам ломбардских городов с криками «Долой войну!», громили продуктовые лавки, дома богачей, вступали в рукопашные бои с полицией, портили трамвайные и железнодорожные пути, по которым власти могли подтянуть и двинуть против них войска. В Милане, куда 1 мая вошло, прорвавшись сквозь полицейские кордоны, около 20 тыс. крестьянок окрестных деревень, события приняли особенно грозный для правящих классов характер. Лишь с помощью Гурати удалось властям избежать формального объявления всеобщей антивоенной забастовки в этом крупнейшем промышленном центре страны.

Ломбардские события не были для Италии чем-то качественно новым. Бурный, «взрывчатый» характер рабочих выступлений, их слияние со стихийными волнениями городской и деревенской бедноты, погромы лавок, кидание камней, стычки с полицией и т. п. были характерны в первые два десятилетия XX в. для рабочего движения страны. Но количественный размах ломбардских событий был так велик, а стихийная сила народного гнева и народной воли к миру сказались в них так явственно, что впечатление, произведенное этими событиями на итальянских социалистов (не говоря уже о правящих классах), было огромно.

Боясь стихийного взрыва революционного антивоенного движения в стране, Турати и Тревес уже не один месяц предпринимали сложные маневры с целью ослабить антивоенное движение масс. В апреле 1917 г. они выступили с вызвавшей отпор левых «теорией», по которой свержение самодержавия в России и вступление в войну США в корне изменили характер мировой войны. Из борьбы двух империалистических группировок она превратилась в войну демократических держав (т. е. Антанты) против милитаризма и империализма Германии и Австро-Венгрии. Это была, если верить им, новая война, по сути отрицание войны (antiguerra), и на нее, как уверял Тревес, «становится трудно глядеть теми же глазами, что и на прежнюю»[732].

Первомайские волнения в Ломбардии еще более усилили неприязнь правых к революционным выступлениям народных масс, и 8–9 мая на заседании руководства ИСП совместно с парламентской группой, редакцией «Аванти!» и представителями наиболее крупных секций Турати потребовал от партии безоговорочного осуждения movimenti di piazza, т. е. уличных выступлений народных масс. Левые социалисты и на сей раз с ним не согласились. Ломбардские выступления они восприняли как новое доказательство возможности добиться мира, опираясь на массы, и Серрати, выступая на миланском совещании, выразил их общее мнение, заявив, что партия должна возглавить народнее движение, дабы заставить правительство заключить мир. Однако идти в этом споре с правыми до разрыва с ними участники совещания не решились. Резолюция, единогласно принятая в Милане, носила центристский характер. Не порицая народных выступлений в принципе, она предлагала все же членам партии «не выступать инициаторами изолированных местных выступлений». Правых это устраивало. «Всеобщие стачки (очевидно, общегородские. — К. К.) или какое-либо подобное выступление становятся невозможны, по крайней мере на какое-то время», — комментировал резолюцию Турати[733].