В гавани царил хаос, однако нам удалось подняться на борт «Эсперансы». Опускалась темнота, и мы снова провели ночь взаперти в душной каюте. Всем пассажирам капитан строго приказал оставаться на местах. Казалось, никто не знал, что происходит; отправление нашего корабля, по-видимому, было отложено из-за маневрирования военных судов в порту. Я спорила с мамой, убеждая ее позволить мне сбегать домой и забрать дневник и шкатулку из сандалового дерева, но она была непреклонна в том, что это слишком опасно – корабль может уйти в любой момент. Рано утром на следующий день, проснувшись и обнаружив, что мы все еще в гавани, я почувствовала себя такой несчастной, что больше ни минуты не могла оставаться в каюте, невзирая на приказ капитана. Поэтому я выскользнула, пока мама и Аннет все еще спали, и поднялась на палубу. Внезапно вокруг началась суматоха, люди бежали, корабли готовились, и все были слишком заняты, чтобы заметить меня. Представь себе мою радость и изумление, когда среди толпы на набережной я мельком увидел Феликса! Каким-то образом ему удалось во всем этом хаосе и неразберихе проскользнуть мимо охранников. Он что-то кричал, но я не могла разобрать ни одного слова. Все было в смятении, люди паниковали, гудели сирены, и еще много всего, что связано с подготовкой кораблей к отплытию. Я помню, что еще в гавани было несколько французских военных судов и один огромный линкор под названием «Жан Барт». Они заводили двигатели и лихорадочно готовили оружие. Я побежала на корму «Эсперансы», чтобы попытаться услышать, что говорит Феликс. Даже подумала, что, возможно, если хватит времени, я попрошу его вернуться на велосипеде к нам домой, чтобы забрать мои вещи. Но это была последняя мысль, которая пришла мне в голову перед тем, как я услышала грохот выстрелов и визг бомб. В корабль попали, и он взорвался.
В этот момент Нина кладет свою руку поверх ее руки, и я вижу, как она дрожит, но затем Жози прерывисто вздыхает, чтобы успокоиться, и продолжает:
– Я только собрала воедино то, что произошло позже, из всего, что мне рассказали другие. Сила взрыва лишила меня сознания и швырнула в воду. Феликс все еще был там и видел, что случилось. Он прыгнул в воду, чтобы спасти меня. Если бы я не поднялась на палубу, а он не примчался в порт, чтобы попытаться предупредить нас о готовящемся нападении на Касабланку, меня бы здесь не было и сегодня я не рассказывала бы эту историю. Так что забавно, не правда ли, что косвенно меня спас мой дневник? – Она гладит кожаную обложку своими выкрашенными хной пальцами. – Все вокруг было объято пламенем, все топливо вытекло с тонущего корабля, и я… Ты видишь, как сильно я обгорела.
Она подтягивает край своей шали немного ближе к той стороне лица, которая наиболее сильно повреждена.
– А как насчет твоей матери и Аннет? – спрашиваю я, хотя уже догадываюсь, что она собирается мне сказать. Нина сжимает ее руку чуть крепче.
– Они были заперты в своей каюте, когда корабль пошел ко дну вместе с большинством других беженцев, которые уезжали в тот день. Никто из них не выжил.
Мы молчим несколько мгновений, и Нина протягивает руку, чтобы налить чай, тем самым отвлекая подругу от боли, вызванной давней трагедией. Как же Жози, должно быть, страдала! И не только от своих физических травм. В каком-то смысле самым ужасным для нее было оказаться единственным выжившим членом своей семьи.
Жози наконец справляется с эмоциями и продолжает:
– Так или иначе, Феликс прыгнул в воду и вытащил меня оттуда. Ему повезло, что он сам получил лишь незначительные ожоги. Глупый мальчишка! Ему удалось найти флотского медика на пристани, который сделал достаточно, чтобы спасти мою жизнь. Я провела в больнице много месяцев.
– В той же, в которой лечилась Жозефина Бейкер? – уточняю я.
Она смеется.
– Нет, у нее была шикарная частная клиника. Я находилась в гораздо более скромной больнице. А потом, когда я достаточно окрепла, пришли Кенза и Нина и перевезли меня сюда, в свой дом. Мы всегда чувствовали себя сестрами, не так ли? – улыбается она Нине. – Да и продавщица снов всегда настаивала на том, что я – член семьи. Помнишь, она увидела это в нашу первую встречу? Мисс Эллис и Элен Бенатар пытались разыскать каких-нибудь родственников, которые могли бы принять меня, но вокруг царил такой хаос, что это оказалось невозможно.
– А как насчет ваших дяди и тети и надоедливых кузенов, которые бежали из Эльзаса до того, как вы покинули Париж? Вы упомянули о них в самом начале дневника.
Глаза Жози затуманиваются печалью.
– Это была одна из нитей, по которой следовала мадам Бенатар, нитью, что закончилась депортацией в лагеря на востоке. Жозеф, Полетт и двое их сыновей умерли в Бельзене. Таким образом, мне не имело смысла возвращаться во Францию, а новая попытка попасть в Америку к тому времени была невозможна. Никто меня не искал. Я полагаю, что американские родственники моей матери (если они вообще ждали нас) прочитали о нападении на Касабланку и предположили, что мы все погибли.
Пока я слушаю, мне вспоминается история «Сон» из «Тысячи и одной ночи».