Я киваю.
– А затем, – продолжает она, и что-то в ее тоне говорит мне, что это не вопрос, а констатация факта, – когда ты дослушаешь мою историю и почувствуешь, что готова, ты расскажешь мне свою.
Зои – 2010
Нина очень заботится о Жози. Когда я прихожу в риад несколько дней спустя, она приносит нам мятный чай во внутренний двор и с тревогой ждет, когда Жози, похлопывая по подушкам рядом с собой, велит перестать волноваться и присоединиться к нам.
Жози поворачивается ко мне.
– Нина беспокоится, что ты меня утомишь. Временами мой разум может быть немного коварным. Не зря моя сестра окрестила меня сумасшедшей женщиной на чердаке! Это оказалось пророческим.
Нина протестует:
– Жози, ты же знаешь, мы не считаем тебя сумасшедшей! Ты просто должна быть осторожна, чтобы не перенапрячься.
Жози ласково похлопывает ее по руке, затем продолжает:
– Травма может творить с разумом странные вещи, не так ли, Зои? Подчас моя память просто отключается, когда я пытаюсь подобраться к вещам, которые слишком тяжело вынести. Вот почему я иногда становлюсь немного рассеянной. Полагаю, это своего рода предохранительный клапан. Но, думаю, это необходимо до тех пор, пока мы не найдем другие способы переносить боль.
Я немного ерзаю под пронзительным взглядом этих зеленых, как море, глаз и пытаюсь подавить желание ободрать обтрепанные кончики ногтей. Она говорит о себе, но будто читает мои мысли. Она ничего обо мне не знает, и все же у нее такая сбивающая с толку манера разговаривать, словно она знает меня много лет.
– Спасибо, что вернула мне мой дневник, – продолжает она. Блокнот у нее уже несколько дней, это прекрасная возможность перечитать записи, прежде чем она расскажет мне, что помешало той четырнадцатилетней девочке взять с собой шкатулку с сокровищами, когда она уезжала из дома на бульваре Оазо. Нина настояла на том, что разумнее дать Жози сначала немного побыть наедине со своими воспоминаниями. – Было приятно окунуться в события моей прошлой жизни. На каком же привилегированном положении мы были! И все же мы застряли здесь вместе с остальными беженцами, спасающимися от войны. Такие же беспомощные, как маленькие белые мыши. Но тебе, наверное, хочется узнать, как случилось, что я рассталась со своим самым ценным имуществом и что стало со всеми нами…
Она открывает дневник на последней странице, напоминая себе, на чем остановилась почти семьдесят лет назад. Затем кивает и произносит:
– Вечером в субботу мы с Ниной поехали в библиотеку на моем велосипеде, чтобы вернуть книги. Мой чемодан был собран и лежал дома. Все, что мне нужно было сделать, это положить немного оставшихся вещей в сумку, которую собиралась взять с собой на борт корабля на следующей неделе. Мама все хорошо спланировала, но мы не рассчитывали, что на город нападут американцы. Я была в библиотеке, сдавала последние книги и прощалась с мадемуазель Дюбуа, когда в комнату ворвалась Аннет. Мама ждала снаружи в такси. Пришло известие, что американцы готовят вторжение по всему побережью, и корабли в гавани собирались отплыть немедленно. Мы должны были торопиться. Я, конечно, возразила, что мне нужно вернуться в дом, чтобы забрать свои самые ценные вещи. Но мама сказала, что времени нет, нам нужно срочно ехать в порт. Мой чемодан, который она погрузила в такси, – это все, что я смогла взять. Думаю, Аннет поняла, в каком я отчаянии, потому что она слегка сжала мою руку в знак сочувствия, но пути назад не было.