– Нет. Насколько я знаю, он сам по себе. Но это, наверное, хорошо. Для женщин и детей быть беженцами гораздо страшнее. Они становятся такими уязвимыми… Их, слава Богу, меньше, но когда вы сталкиваетесь с ними, их истории оказываются еще кошмарнее, чем можно представить.
– Откуда вы это знаете? – спрашиваю я его. – Вы где-нибудь читали об этом?
– Нет необходимости читать об этом, мадам Харрис, – отвечает он. Выражение его лица наполнено печалью. – Такие беженцы повсюду вокруг нас. Но обычно мы не открываем глаза и уши достаточно широко, чтобы видеть и слышать их. Однако, чтобы найти их, не требуется много времени. Моя жена работает волонтером в проекте, предлагающем поддержку женщинам и детям, которые покинули свои дома в других странах и оказались в затруднительном положении в Марокко. Если хотите, я могу однажды отвезти вас туда, чтобы вы сами увидели, на что похожа их жизнь.
– Мне бы этого очень хотелось. Может быть, я смогу чем-нибудь помочь? – интересуюсь я, затем выуживаю старую квитанцию из объемной сумки Грейс и записываю свой номер телефона на обороте. – Пожалуйста, не могли бы вы договориться об этом со своей женой и дать мне знать?
Он берет у меня листок бумаги и смотрит на него с некоторым сомнением, потом снова поднимает на меня глаза.
– Я сделаю это для вас, мадам Харрис. Но только если вы уверены, что действительно хотите этого. Как только вы услышите их истории, вам будет трудно видеть мир таким же, как прежде. Я боюсь, что это может быть грубым пробуждением, – услышать лично, на что способно человечество.
Я думаю о том, что Жози написала в своем дневнике, и произношу:
– Но если мы опустим некоторые важные части правды или решим игнорировать их, это будет означать, что мы живем во лжи? И это вообще не способ жить, не так ли?
Он кивает и все еще немного неохотно кладет сложенный листок бумаги в карман. Затем я встаю, благодарю его за чай и ухожу.
– Увидимся, месье Хабиб.
– Ступайте с миром, мадам Харрис, – отвечает он.
Но пока я иду домой, в моей душе нет ни мира, ни покоя. Я размышляю о лицемерии слов, которые только что произнесла, и задаюсь вопросом, что бы Жози сказала о лжи, в которой я живу каждый день, если бы она сейчас была здесь, со мной.
Дневник Жози – суббота, 12 апреля 1941 года
Вчера мы с Ниной возвращались домой из библиотеки, как вдруг мимо на велосипеде проехал Феликс. Мы закричали и замахали руками, поскольку не видели его уже несколько недель. Он остановился поболтать, и мы показали ему книги, которые раздобыли, – две книги Агаты Кристи, переведенные на французский язык (теперь она любимый писатель Нины), и «Веселую ночь» Дороти Л. Сэйерс, которую мадемуазель Дюбуа заказывала для нас и ждала целую вечность и которая наконец чудесным образом все-таки прибыла из Парижа в Касабланку, несмотря на то что во Франции царит такой беспорядок.
Феликс сказал, что ему кажется особо интересной книга «Смерть на Ниле», так как, похоже, речь в ней идет о пустыне, и он хотел бы однажды, когда закончится война, поехать в Египет, чтобы увидеть пирамиды и сфинкса. Я пригласила его вернуться с нами на чай, чтобы мы могли начать читать вместе. Но он с сожалением ответил, что у него есть кое-какие дела, и спросил, может ли он прийти в другой раз? Конечно, я согласилась и предложила как-нибудь навестить его, потому что мы с Ниной обе хотели бы посмотреть пекарню и, может быть, попробовать традиционную еврейскую
Я совершенно беззаботно спросила его, собирается ли он в парк Мердок и слышал ли он в последнее время что-нибудь еще о мисс Жозефине Бейкер, но он только рассмеялся и ответил, что, по слухам, в эти дни она водит компанию с марракешским пашой.
Затем он уехал с каким-то важным видом.
Я слышала по радио, что немцы отбросили англичан обратно в Ливию, хотя им и не удалось отбить порт Тобрук, который британцы защищали особенно яростно. И «Радио Марокко», и «Би-би-си» были единодушны в этом вопросе, так что это действительно представлялось правдой.