История казни

Иван глядел на неё с той глупой улыбкой, которая всегда почему-то появляется на лицах очень умных людей во время их глупого положения. Он затаился, с благодарностью глядя на склонившуюся над столом Дашу, на завязанные в пук волосы на затылке, на её маленькие ушки, и боялся даже подумать, что может до этого чуда дотрагиваться, быть рядом. В то же время в душе прорезывался слабый, но остренький лучик торжествующей нотки: она не отказала, всё ещё впереди! Некоторое время спустя он подумал: почему ему, собственно, можно отказать?.. Втайне Иван Кобыло думал, что как только женится, заведёт новую жизнь, купит лошадей и будет жену катать на зависть всем по снежным полям, а потом повезёт её показать родителям в Липки. Жизнь его наполнится неизъяснимым блаженством, переполнив его счастьем.

Весь вечер Кобыло сидел молчаливый. С опасением поглядывая на Дашу, Кобыло считал свою жизнь конченной, если она ему ответит отказом.

ХII

Кобыло всю зиму вёл замкнутый образ жизни, редко куда выезжал, и как бы в наказание самому себе откладывал покупку лошадей. Он уж договорился с хозяином, чёрным, спешащим куда-то мужиком, который как будто что-то знал, но только не желал говорить, распродавал своих коней, коров, овец, объявляя о возможном отъезде на Украину. Иван Кобыло не мог догадаться об истинном намерении продавца каурой, он даже подумал, что только не очень умный человек согласился бы продать такую молодую и сильную лошадь. Но Иван всячески откладывал покупку, из суеверия, что удовлетворение этой мечты может помешать сбыться другой. Кобыло никак не мог поверить, что счастье к нему благоволит. Но хозяин, хохол, торопил, а однажды приехал к нему домой с угрозой, что если Кобыло не купит, то лошадь достанется другому — покупателей много. Деваться стало некуда, и Иван привёл лошадь домой.

Купленную каурку он показал Даше и оценил по достоинству её внимание, из чего заключил, что она тоже неравнодушна к лошадям, самым умным животным на земле. Кобыло буквально сиял, наведываясь то и дело в конюшню, радуясь удачному приобретению.

В феврале стояли сильные морозы, но Кобыло решил прокатиться на лошадке, пригласив Дашу. Она сразу согласилась. Он запряг Каурку в сани, усадил Дашу, укутал её в тулуп и тронул осторожно вожжи. По укатанному зимнику погнал каурую быстрее, радуясь тому, как свободно, легко она бежит, выбрасывая вперёд сильные, резвые ноги.

Вокруг лежали белые поля, заснеженные колки, а в воздухе висела, медленно кружась и опускаясь на землю, поблескивающая снежная звёздная пыль. Так было бело, таким великолепием сверкали снега, что Дарья глаз не могла отвести от невиданной красоты.

За селом начиналось сразу кладбище, вздымающее сиротливо над снегами кресты, реденькие кустики, посаженные берёзки возле могил. И Даша сразу вспомнила похороны отца, матери, брата и, отвернувшись, почувствовала на глазах слёзы. Она была уже заранее благодарна Кобыло за поездку. Он так добр и внимателен к ней. Но всё же лучше бы не ездить, потому что с такой беспощадностью нахлынули воспоминания, стало так зябко душе, такой одинокой почувствовала она себя, как вон та берёза среди снегов, что больно заныло сердце. В душе Дарья уже была готова согласиться на предложение Кобыло, теперь даже жалела, что не сделала этого сразу. Ибо только он, пожалуй, мог скрасить её одиночество.

Иван Кобыло имел зоркий глаз и сразу заметил на снегу мчавшегося во всю прыть зайца, сорвал ружьё, которое прихватил с собой, и не целясь выстрелил. Заяц, подскочивший на раздавшийся выстрел, был тут же сражён и упал, окропя снег кровью. Минут через десять Кобыло подстрелил ещё одного, потом ещё. Всех трёх бросил на передок, обрадованно говорил Даше, что его поразили не зайцы, а то, что его каурка даже не вздрогнула при выстреле.

— Гляди, гляди, какая стать! — показывал он рукою на лошадь и радостно смеялся. — Аллюр у неё — ей под стать, — великолепен!

— А где тот мужик её взял? — спросила Даша, внимательно разглядывая лошадь, и ей показалось, что именно её она видела, когда посещала летом генерала Кондопыпенко. У палатки стояла точно такая же лошадь под седлом; её по крупу похлопал подъесаул Похитайло, проговорив:

— Спасительница отечества.

Её поразила тогда ужасная мысль: неужели придётся так жить, когда на всякий случай надо держать под боком лошадь, чтобы в любой момент можно было вскочить на неё и удрать прочь? Вот и сейчас она прекрасно понимала состояние Кобыло. Догадываясь о его мыслях, не имела сил освободиться от прежнего: ей порою казалось, вернутся какие-то люди, и мир перевернётся, заблистает прежним, и ей снова скажут: «Доброе утро, княжна Дарья!» К горлу подкатил комок. Всё её существо застонало от нахлынувших горестных воспоминаний. Она прислонилась к Ивану и замерла, ощущая, как внутри у неё ещё горит, трепещет сердце.