Для этих переговоров из Рима отправлен был архиепископ Спина, который надеялся встретить Бонапарта еще в Италии; но он встретил его только уже в Париже. Спутником Спины во время этого путешествия был генерал ордена сервитов, Казелли, один из ученейших богословов римской церкви, и с ним вместе он прибыл в ноябре 1800 года в Париж. От имени Франции переговоры велись аббатом Бернье, человеком, который раньше играл главную роль среди преданных королю вандейцев. Когда восстание в Вандее было подавлено, Бернье тесно примкнул к Бонапарту. Искренним его желанием было примирить Францию с папой. На первую очередь был поставлен вопрос об образовании нового епископата во Франции, для которого, однако, встретились большие затруднения. Бонапарт, в виду наличных обстоятельств, не мог согласиться, чтобы опять вполне восстановлен был прежний епископат без всяких перемен. Этим он опасался вызвать большое неудовольствие в стране. Притом это казалось и опасным для его личных планов: ведь старые епископы находились в тесной связи со старым королевским режимом, так что восстановление этого епископата могло бы легко сделаться первым шагом к восстановлению старой династии. Из не присягавших епископов он мог согласиться на восстановление лишь тех, которые отличались умеренностью и в то же время не принадлежали в Париже к наиболее ненавистным. Остальных папа должен был принудить к сложению своего сана. В пользуэтого Бернье приводил пример из церковно-исторической древности (донатистские смуты); и даже сослался на Константский собор, который ради мира низложил трех пап. С другой стороны, можно было и из числа присягавших епископов восстановить кое-кого, особенно тех, которые менее принимали участия в революции, или вообще отличались личным достоинством и нравственным поведением. Переговоры затем должны были коснуться и материального положения духовенства. Церковные имения были отобраны, и о возвращении их не могло быть и речи. Но мог ли Рим признать такой грабеж? Архиепископ Спина делал было предложение опять ввести десятины, но тогда во Франции это была чистая невозможность. Наконец в конкордате нужно было и вообще определить отношение французского народа к римско-католической религии. Называть католицизм «государственной религией» не находили удобным; но даже такое выражение, как «религия большинства», могло вызвать серьезные возражения. Мирабо в одном знаменитом докладе высказался против всяких таких названий, которые бы означали какие-нибудь привилегии.