20 июня ночью Консальви прибыл в Париж и остановился в том же отеле, где жили Спина и Казелли. Между тем Спина был занят составлением шестого проекта конкордата, существенно не отличавшегося от прежних. Тотчас же утром после его приезда, к нему прибыл Бернье, чтобы переговорить с ним о подробностях представления Бонапарту, который, очень возможно, скоро пожелает видеть кардинала Бернье, затем лично доставил приказ Бонапарта, в котором извещалось, что кардинал на следующий день вечером в 7 часов будет допущен на аудиенцию. Бонапарт хотел видеть его в том самом одеянии, какое носят кардиналы в Риме. В назначенный час Консальви отправился в Тюльери в черном бархатном одеянии с красными полосами, в красной шапочке. Его провели в зал послов, где его принял церемониймейстер, сопровождавший его по лестнице и по нескольким залам, где стража «отдавала ему честь как государственному лицу». Наконец, он был встречен Талейраном, который провел его в зал, где находился Бонапарт. Первый консул, окруженный своими министрами и многочисленными сановниками, сделал навстречу ему несколько шагов, причем рядом с ним шел и Талейран. Он заговорил с кардиналом спокойным, приятным тоном, сначала несколько серьезно, а затем мало-помалу, принимая улыбающийся и веселый вид. О папе он говорил с большим дружелюбием, но касательно церковных переговоров не подавал никаких благоприятных видов. На обсуждение предложен был новый проект, с которым следовало покончить в течение пяти дней, иначе он прервет всякие переговоры и введет национальную религию. При этом Бонапарт заметил, что в его распоряжении находится верное средство – с успехом осуществить предприятие этого рода. Консальви отвечал почтительно, но вместе и с сознанием своего достоинства; однако добиться более продолжительной отсрочки для этих переговоров оказалось невозможным. Но что разумел первый консул под загадочным, цветистым выражением, что он «установит национальную религию», которую может ввести с успехом? Несомненно, он разумел собор присягавших епископов и священников, который как раз через восемь дней по прибытии Консальви должен был состояться в Париже и который очень недружелюбно был настроен по отношению к папству. Незадолго до прибытия Консальви, Бонапарт имел интересный разговор с епископом Грегуаром о церковных делах. В разговоре он заметил: «Католическая Франция разделена на две партии; чтобы примирить их между собою, я намерен заключить конкордат с папой. Выскажите мне искренно ваше мнение об этом!» Епископ отвечал: «разлад сам по себе печален; однако для этого нет надобности ни в каком конкордате. Католическая церковь
существовала двенадцать веков без конкордата. Она обладает апостольским преданием и каноническими установлениями, и их вполне достаточно. Первые четыре вселенских собора в то время пользовались столь же высоким уважением, как и четыре Евангелия». Затем епископ подверг критике конкордат между Франциском I и Львом X (1516 г.), причем особенно восставал против допущенных тогда преимуществ выдающихся епископов и против отмены всякого участия общины в избрании епископов. Бонапарт внимательно выслушал мнение ученого епископа, но не мог согласиться с ним, так как не хотел порывать с папой, который нужен был ему как орудие для его широких планов.Между тем переговоры между Бернье и Консальви продолжались, и Бонапарт часто лично беседовал с Консальви в присутствии Бернье. Придти к какому-нибудь соглашению, однако, было невозможно. Бонапарт не хотел согласиться, чтобы в конкордат было внесено нечто об исповедании правительством католической веры. Неоднократно обращал он внимание на то, что сам он рожденный католик и никогда не отвергал католицизма. Хотя в такие моменты было очень удобно напомнить ему о прокламациях его в Египте, однако Консальви находил такое напоминание неблагоразумным и опасным. Главное затруднение заключалось в том, что Бонапарт, при всем своем желании достигнуть соглашения с папой, должен был сообразоваться с настроениями руководящих сфер. Высокопоставленные лица, философы, вольнодумцы, большая часть офицеров – были против конкордата и прямо говорили Бонапарту: «Конкордат будет верным средством к восстановлению низверженной монархии». Чувствуя, как сильно это противодействие, Консальви воскликнул: «Я ожидал дождя, но не такого потопа».