История Киева. Киев имперский

Генерал А. В. Аносов почти десятилетие служил комендантом киевской крепости и запомнился горожанам доброжелательностью и искренним стремлением помочь им. По его приказу была разобрана часть крепостной стены, засыпан ров и через образовавшуюся брешь проложены рельсы трамвая. На месте огромного пустыря, тянувшегося от Военно-Никольского собора до самой цитадели, он создал парк (теперь Вечной Славы), который воспринимается и сейчас как естественное продолжение знаменитых нагорных киевских парков. Время в парке отмечалось по-столичному – выстрелом из пушки в полдень. Алексей Васильевич организовал здесь аттракционы, спортивные площадки для детей и молодежи, где проводились спортивные игры, поэтому парк назвали Комендантским или Аносовским. Колоритной фигурой любимца старого Киева заинтересовался А. Куприн, использовав его образ в повести «Гранатовый браслет», где Анохин фигурирует под собственной фамилией, это дает основание полагать, что на сей раз писатель строго придерживался фактов, не вдаваясь в слишком смелые домыслы.

За свою службу он не только никого не высек, но даже не ударил ни одного солдата. Во время Польского восстания он отказался расстреливать пленных. А командиру полка просто, без тени рисовки, ответил: «Шпиона я не только расстреляю, но если прикажете, лично убью. А это пленные, я не могу».

Вернувшись с Балканской войны, оглохший и хромой, комендант всегда ходил без оружия с палкой в правой и слуховым рожком в левой руке, в старомодном сюртуке, в фуражке с большими полями. При нем непременно были два ожиревших, ленивых, хриплых мопса со свисающимися языками. Вся троица была глухой, поэтому задолго до их появления слышались крики коменданта и хриплый лай его свиты. Сам он был когда-то женат, но так давно, что позабыл об этом. Еще до Балканской войны его жена сбежала с проезжим актером, пленясь бархатной курткой и кружевными манжетами лицедея. Генерал посылал ей деньги до самой смерти, но к дому не подпускал, несмотря на сцены раскаивания и слезные письма. Детей у них не было. Аносов этого не скрывал, и любил приговаривать: «Первое время ходил, как бешеный, готов был убить обоих, но вскоре отошло. Бог уберег от кровопролития. И хорошо! Избежал я участи большинства мужей, ставших вьючными верблюдами, дойными коровами, домашней вещью… Нет! Всё к лучшему».

А. В. Аносов. Фотография 1899 г.

Вспомним о другом знаменитом киевском персонаже. И. И. Фундуклей всю жизнь оставался холостяком. Был чуть выше среднего роста, брюнет, круглолицый. Лицо без красивостей, достаточно привлекательное, хотя проскальзывало что-то женское. Он был достаточно молчалив, не обладал красноречием, считая дела важнее слов. Имел крепкое телосложение и обладал необычайной силой. Раз под Липовцом загрузла его коляска, хотели идти в село за волами, но Иван Иванович узнав, в чем дело, взялся рукой за конец оси и освободил коляску.

Фундуклей говорил практически на всех языках Европы, но пользовался этим лишь с иностранцами. С гражданами общался исключительно по-русски. Тонкий знаток живописи и владелец замечательных полотен, никогда не толковал о живописи.

У Ивана Ивановича в канцелярии заведовал полицейской частью весьма способный чиновник Попов, маленького роста с большой плешью. Отличался способностями и умом, за что сослуживцы прозвали его Сократом. Он начал строить большой каменный дом, который практически закончил. Оказалось, что у Сократа недостача 20 тыс. руб. Фундуклей удивился, зная, что тот не привержен картам и разгулам. На вопрос: «Где деньги?» Попов признался, что построил на них дом, и при продаже его деньги вернет.

Иван Иванович Фундуклей

Иван Иванович понимающе отнесся к этому поступку, внес деньги за «неосторожного» чиновника, а дом забрал себе, достроил и… пожертвовал его под женскую гимназию. Через несколько лет после отъезда любимого губернатора в Варшаву киевляне в его память назвали ее Фундуклеевской.

Когда Шевченко арестовали, он был во фраке и гладко выбритый. Фундуклей спросил у него: «А чего Тарас Григорьевич так оделись?» На что Шевченко ответил, что готовился к венчанию Костомарова, который пригласил его «боярином». Губернатор усмехнулся: «Где суженный, там и боярин». Но, несмотря на большую симпатию к великому Кобзарю, был вынужден по приказу свыше его арестовать.

Возмущает факт: улицу Ленина переименовали в Богдана Хмельницкого вместо возвращения ей исконного названия – Фундуклеевской, мол-де Фундуклей арестовывал Шевченко… Ну и что?! Он, как должностное лицо, выполнял приказ из Петербурга. Его гражданская ответственность была выше присущих ему симпатий!