Остальные две части армии были не готовы: брестская эскадра, собиравшаяся высадить корпус Ожеро в Ирландии, и голландская эскадра, включавшая 20-тысячный корпус, который стоял лагерем между Утрехтом и Амстердамом. Эти-то два корпуса, присоединившись к 120 тысячам булонского лагеря, составляли всю армию в 160 тысяч человек, не считая матросов.
Наконец, предстояло обеспечить еще одно условие успеха, которое Первый консул считал настоящим ручательством за верность предприятия. Суда, уже испытанные в деле, могли очень легко преодолеть десять лье пролива, потому что, направляясь в Булонь, большая часть их проплыли по сто и по двести лье и своим сплошным мелким огнем они часто с успехом отвечали на крупный огонь кораблей. Они имели шанс пройти невредимо, тайком, либо в летнее затишье, либо в зимние туманы. В самом неблагоприятном случае, если бы им довелось встретить двадцать пять или тридцать корветов, бригов и фрегатов английского флота, они все должны были плыть своим путем, даже пожертвовав сотней шлюпок или лодок. Но оставался один случай, при котором всякая дурная вероятность исчезала, а именно — если большая французская эскадра, нечаянно появившись в проливе, прогнала бы из него английские крейсеры, заняла Ла-Манш в течение двух-трех дней и прикрыла собой переправу французской флотилии. В таком случае не оставалось уже ни малейшего сомнения; все возражения против предприятия уничтожались разом, кроме разве нечаянной бури, случайности, несбыточной при хорошем выборе времени и никогда не принимаемой в серьезный расчет. Но для этого третья крупная эскадра, тулонская, должна была находиться в полной готовности, а об этом еще речь не шла. Первый консул оставил ее для исполнения какого-то великого замысла, остававшегося тайной для всех, даже для морского министра. План этот постепенно созревал в уме Первого консула, и он не говорил о нем никому ни слова, оставляя англичан в убеждении, что флотилия ограничивается собственными силами.
Столь отважный в замыслах, Первый консул в их воплощении проявил высочайшее благоразумие. Несмотря на то что он располагал 120-тысячной армией, Наполеон не решался тронуться с места без поддержки тексельского и прочих флотов, необходимых для очистки пролива от неприятеля глубоко обдуманным маневром. Первый консул старался соединить все эти средства к февралю 1804 года и надеялся преуспеть в своих усилиях, как вдруг важные события внутри республики завладели его вниманием и на время отвлекли от великого предприятия, на которое устремлены были взоры целого мира.
ЗАГОВОР ЖОРЖА
При виде приготовлений, происходивших напротив ее берегов, Англия начала не на шутку тревожиться, хоть поначалу обращала на них мало внимания.
Вообще, для островного государства, которое участвует в великой борьбе народов только посредством флота, почти всегда победоносного, или армий, посылаемых только в виде вспомогательных, война не очень опасное состояние: она не нарушает общественного спокойствия, даже не вредит обыкновенному течению дел. Разительным доказательством тому служит прочность кредита в Лондоне во времена самых кровопролитных войн. Прибавим еще, что армия набирается из наемников, а флот состоит из моряков, которым все равно, жить на казенных или на торговых кораблях, а призы служат для них, напротив, серьезной приманкой. Для подобного государства война — это задача, разрешаемая одними налогами, род спекуляции, в которой миллионы употребляются на приобретение просторнейших торговых рынков. Только для аристократических классов, которые командуют флотами и армиями, проливают при этом свою кровь, наконец, столько же заботятся о славе отечества, сколько о приобретении новых рынков, война имеет свою обычную важность и свои опасности, не достигающие, однако, никогда крайней степени.
Такую-то войну предвидели для своего отечества лорды Уиндхем и Гренвиль и слабое правительство, действовавшее по их указаниям. Они слышали, еще во времена Директории, о строительстве плоскодонных судов, но перестали верить слухам, поскольку они не подтвердились. Сэр Сидней Смит, будучи опытнее своих соотечественников, ибо видел высадку в Египте французов, турок и англичан, говорил на парламентском слушании,