История Консульства и Империи. Книга I. Консульство

Парламент постановил начать сбор резервной армии, несмотря на возражения партии Уиндхема, которая называла эту армию умножением армии ополченцев. Законодатели ожидали, что люди, избранные жребием и вынужденные служить, охотнее будут вступать в действующую армию, чем в какую-либо другую. Таким образом, в армию, может быть, прибыли бы 20 или 30 тысяч новых солдат.

Между тем опасность возрастала с каждым часом: содействие континентальных держав становилось все менее вероятным. Прибегли к самой горячей мере — к мысли о поголовном призыве. Правительство потребовало и получило разрешение звать к оружию всех англичан от 17 до 55 лет. Из волонтеров решили составлять батальоны, обучать их по несколько часов в неделю. Назначили им жалованье, чтобы вознаградить за потерю времени, но это распоряжение относилось только к волонтерам из рабочего люда.

Вынужденный на этот раз признать, что советы его приняты, Уиндхем теперь жаловался, что их приняли слишком поздно и не в полной мере, критиковал разные подробности принятой меры. Однако же парламент утвердил ее, и вскоре по английским городам и графствам народ, призванный к оружию, начал ежедневно обучаться военному делу. Все сословия носили один мундир — волонтерский. Лорд Аддингтон явился в парламент в этом мундире, столь мало согласовывавшемся с его характером, и выставил себя подобной выходкой в смешном свете. Престарелый король и сын его, принц Уэльский, делали в Лондоне смотры, на которых французские изгнанные принцы имели неосторожность присутствовать.

В Лондоне волонтеров оказалось до 20 тысяч человек (число, конечно, не очень значительное для огромного населения). Впрочем, общее число волонтеров во всей Англии могло составить немалую силу, если бы она была организована как следует. Но в одну минуту не создают солдат, а тем более офицеров. Если французы сомневались в пригодности плоскодонных судов, то гораздо больше сомневались англичане в пригодности своих войск ополчения — если не в храбрости их, то в военной опытности.

К этим мерам присовокупили проект полевых укреплений вокруг Лондона, на дорогах, ведущих к столице и на пунктах берегов, которым угрожала первая опасность. Часть действующих войск расположилась от острова Уайта до устья Темзы. Приняли систему сигналов тревоги: огни вдоль берегов, которые зажглись бы сразу при появлении французов. Повозки особого вида были приспособлены для отправки войск в опасные пункты.

Одним словом, с той и с другой стороны пролива прилагали чрезвычайные усилия и изобретательность, измышляя новые средства обороны и нападения, стараясь победить стихии и заставить их содействовать себе. Обе нации, увлекаемые к этим берегам непобедимой силой, представляли собой в это время великое зрелище: одна из них, смущаясь при мысли о своей военной неопытности, ободрялась при взгляде на океан, служивший ей защитным поясом; другая, уверенная в своем мужестве, воинской опытности и гении своего вождя, мерила взорами море, удерживавшее ее пыл, ежедневно училась презирать его и надеялась вскоре переплыть его вслед за победителем при Маренго и у пирамид.

Ни одна из них не ожидала иных средств, кроме тех, которые могла наблюдать. Англичане, полагая, что Тулон и Брест содержатся в строгой блокаде, не предполагали, что в Ла-Манше может появиться французская эскадра. Французы, учась каждый день плавать на своих канонерских шлюпках, не думали, чтобы существовал какой-нибудь иной способ переплыть пролив. Никто не угадывал главного плана Первого консула. Однако же одни опасались, а другие ожидали какого-нибудь нечаянного изобретения его гения: это служило источником смятения по одну и уверенности по другую сторону Ла-Манша.

Надо признаться, что средства, приготовленные англичанами для отпора, оказались бы ничтожны, если бы только французам удалось переплыть пролив. Надежнейшей защитой их оставалась все-таки вода. Во всяком случае, каков бы ни был окончательный результат, английское правительство уже несло жестокое наказание за свои поступки: общее волнение всех сословий, отлучение ремесленников от их мастерских, а негоциантов — от их торговли. Продлись это волнение подольше, оно превратилось бы в огромное бедствие, может быть, в грозную опасность для общественного порядка.