Его показания осветили дело. Присутствие Жоржа в Париже оказалось знаменательным до чрезвычайной степени: такое лицо не проживало бы с шайкой убийц в столице без важной цели. Узнали о месте высадки на бивильском берегу, о существовании этапной дороги через леса и потаенных местах, где скрывались заговорщики, узнали имя, наведшее на следы самых важных обстоятельств. Как-то раз шуаны, высаживаясь на одном и том же бивильском берегу, затеяли перестрелку с жандармами, и после нее на клочке бумаги, служившем пыжом, обнаружили имя Трош. Трош был часовым мастером в городе Э, своего молодого сына он использовал в качестве курьера. Последнего арестовали и привезли в Париж. На допросах он показал все, что знал, объявил, что встречал заговорщиков на бивильских утесах и провожал их до первых станций, рассказал о высадке Жоржа в августе и о высадках в декабре и январе, когда прибыли Пишегрю, Ривьер и Полиньяк. Но он не знал имен и званий лиц, которым служил проводником, а знал только, что в первых числах февраля должна последовать четвертая высадка, ему как раз поручили встретить новоприбывших.
Немедленно принялись за поиски, осмотрели от Парижа до самого берега все указанные места, учредили строгий надзор за домами винных торговцев, на которые показал агент Жоржа, и за несколько дней произвели несколько важных арестов. Во-первых, поймали молодого человека по имени Пико, слугу Жоржа, смелого шуана, вооруженного пистолетами и кинжалами; он сдался только в последний момент, объявив, что желает умереть на службе законному королю. С ним же схватили некоего Буве де Лозье, главного помощника Жоржа, который дал себя взять без шума и демонстрировал полное равнодушие.
Эти люди оказались вооружены, как злодеи, готовы совершить величайшие преступления, и, кроме оружия, имели при себе значительные суммы золотом и серебром. На первых порах они казались очень возбуждены, потом утихли и закончили признанием. Так случилось и с Пико. Арестованный 8 февраля, он сначала не хотел ничего говорить, потом показал, что приехал из Англии с Жоржем и живет с ним полгода в Париже. Но дальнейших подробностей от него так и не узнали, а Буве де Лозье не признавался больше ни в чем.
Ночью с 13-го на 14 февраля узник вдруг позвал своего сторожа. Оказалось, что он пробовал удавиться, но не преуспел, им овладел род помешательства, и он захотел дать показания. Реаль с удивлением и смущением услышал самый странный рассказ. По словам заговорщика, они с принцами находились в Лондоне, как вдруг Моро прислал к Пишегрю одного из своих офицеров, вызвавшись произвести переворот в пользу Бурбонов и обещая увлечь своим примером армию. После такой новости все они отправились вместе с Жоржем и самим Пишегрю в Париж. Здесь Жорж и Пишегрю явились к Моро условиться, но генерал говорил уже другое: он требовал, чтобы Первого консула низвергли в его пользу, желая сам сделаться правителем. И именно вследствие притязаний и пагубного промедления Моро они все и попали в руки полиции. Затем несчастный человек прибавлял только, что восстал из смертной тени, чтобы отомстить за себя и за друзей человеку, который погубил их всех.
Таким образом из истории неудавшегося самоубийства возник страшный, преувеличенный отчаянием донос на Моро, представлявший целый заговор. Реаль, озадаченный открытием, поспешил в Тюильри. Первый консул по обычаю проснулся рано, собираясь предаться трудам. Около него еще хлопотал камердинер Констан, при первых словах Реаля Наполеон закрыл ему рот рукой, дал знак замолчать, а потом заперся с ним наедине и стал слушать его рассказ. Но показаниям против Моро он поверить до конца не решился, для этого нужно было убедиться, что Пишегрю точно находится в Париже. Впрочем, Первый консул не обнаруживал никакого признака гнева или мщения; он казался больше удивлен и задумчив, нежели раздражен.
Решили снова допросить Пико, слугу Жоржа, выведать, знал ли он о присутствии Пишегрю в Париже. Допросили его в тот же день и с помощью длительных уговоров наконец довели до полного признания. О Пишегрю Пико показал, что видел его в Париже даже несколько дней назад и что он и до сих пор еще в Париже. Касательно Моро он рассказал, что слышал, как офицеры Жоржа горько раскаивались, что вступили в сношения с этим генералом, который готов все испортить своими честолюбивыми притязаниями.