История Консульства и Империи. Книга I. Консульство

Некоторые из предводителей роялистов сражались на полях Вандеи, другие были заняты в Париже политическими интригами. Предаваясь, как и все партии, которые норовят опрокинуть правительство, деятельной игре ума и беспрестанно придумывая новые комбинации в пользу своего предприятия, они вообразили, что, может быть, есть средство поладить с генералом Бонапартом. Они полагали, что человеку с такими высокими дарованиями не может быть приятно возвыситься на шаткой сцене революции на несколько дней, чтобы потом, подобно предшественникам, навек исчезнуть в бездне, отверстой у его ног, и что он гораздо охотнее согласится занять место в мирной и правильно устроенной монархии, будучи ее украшением и опорой. Одним словом, они были до того легковерны, что надеялись угодить ролью Монка человеку, которому даже роль Кромвеля казалась слишком ничтожной.

Роялисты выбрали для этого дела барона де Невилля и генерала д’Андинье. Нужно ли говорить, до какой степени представление их о характере генерала Бонапарта было ошибочным. Этот необыкновенный человек, чувствуя свою силу и величие, не хотел быть ничьим слугой. Он ненавидел беспорядок, но любил революцию, не верил в свободу, которую она обещала, но хотел провести полную социальную реформу, которую она предполагала. Он желал полного торжества революции и искал славы ее прекращения, перевода ее в мирное русло; хотел остаться ее главой, как бы она ни называлась; но только он хотел быть орудием Провидения, а не другой власти!

Итак, Бонапарт принял господ де Невилля и д’Андинье, выслушал их более или менее ясные доводы и чистосердечно открыл им свои намерения, которые состояли в прекращении всех преследований, сближении всех партий с правительством и предоставлении преимуществ только одной из них, революционной партии, и притом самой благонамеренной ее части. Он объявил, что твердо решился или примириться с начальниками вандейской партии на разумных условиях, или истребить всех до одного.

Свидание это не привело ни к какому результату, но дало роялистам возможность лучше узнать генерала Бонапарта.

Во главе армии стоял тогда генерал мудрый, кроткий и верный, много сделавший во время первого примирения Вандеи, — генерал Гедувиль. Бонапарт приказал Гедувилю вступить с вандейскими вождями в переговоры. Вожди эти, напуганные участием генерала Бонапарта в верховной власти, изъявили готовность к примирению. Трудно было тотчас же подписать капитуляцию и согласиться на все условия, но к прекращению военных действий не оказывалось препятствий. Предложили тотчас же заключить перемирие. Это действие нового правительства, совершенное через двадцать дней после вступления в должность консулов, было принято со всеобщим удовольствием и заставило надеяться, что Вандея будет усмирена гораздо раньше, чем можно было ожидать.

Слухи в том же роде касательно иностранных держав возбудили надежду, что счастливая звезда генерала Бонапарта скоро восстановит и мир европейский.

Пруссия и Испания одни сохранили мир с Францией; первая всегда демонстрировала род равнодушия, вторая же тревожилась при всяком столкновении ее интересов с Францией. Россия, Австрия, Англия и все зависимые от них маленькие государства (в Италии и в Германии) вели с Французской республикой постоянную борьбу.

Англия, для которой война составляла прежде всего вопрос финансовый, решила дело в свою пользу, установив подоходный налог, который приносил ей обильные доходы. Но она продолжала вести враждебную политику, чтобы получить возможность захватить Мальту и ослабить таким образом французскую армию в Египте.

Австрия, овладев Италией, решилась лучше всем рискнуть, чем отдать свои завоевания. Но русский император Павел I, который принял участие в этой войне [Второй коалиции] по внушению своего доблестного и великодушного сердца, после поражения под Цюрихом сильно охладел к своей союзнице. Он взялся за оружие, как сам говорил, «чтобы защитить слабых против притеснения сильных и водворить государей, которых революция лишила престола». Австрия, между тем, водрузив в Италии свои знамена, не возвратила на престол ни одного из сверженных государей. Император Павел понял, что, действуя из чистого великодушия, становится орудием чужой выгоды. Будучи чрезвычайно пылким человеком, он с такой же живостью предался негодованию, с какой прежде увлекся великодушным порывом.

Сначала Павел объявил войну Испании за то, что она поддерживала Францию. Скоро он готов был воевать с Данией, Швецией и Пруссией за то, что эти державы оставались нейтральными, и даже прекратил с Пруссией все сношения. Но вследствие последних событий император смягчился, охладел и даже отправил надежного дипломата Криденера в Берлин, поручив постараться возобновить дружественные сношения между прусским и русским кабинетами.