История литературы. Поэтика. Кино (сборник в честь Мариэтты Омаровны Чудаковой)

— Через бинокль детали слушающего зала.

— В кресле № 7 сидит татарченок пионер.

— Говорит Савров.

— Короткими кусками проходят планы стройки.

— Говорит Савров.

— Быстрее темп стройки.

— РЕШИТЕЛЬНЫЙ БОЙ.

— Слушающие лица ребят переходят в поющие.

— Поют в президиуме Савров и Вера.

— Поют дети.

— Тихо качаются хрустальные цепи огромной люстры.

— Поет капельдинер.

— На аван-сцену выходит человек. Говорит.

— В ЧЕСТЬ ДЕЛЕГАТОВ СЛЕТА ТЕАТР ДАЕТ СПЕКТАКЛЬ.

— Плакат о пятилетки исчезает вверху

— Ползет вверх занавес.

— Смотрит капельдинер.

— Та же старая декорация знакомой нам спящей красавицы.

— Спит спящая красавица.

— Принц простирает к ней свои балетные руки.

— Привычно смотрит капельдинер.

— Смотрят пионеры. В их глазах недоумение.

— (С точки зрения пионеров). Пыльная декорация. Отчетливо видно старость балерины. Смешен принц сороколетний мужчина в костюме мальчика.

— (С точки зрения пионеров). Та же сцена, снятая с разных мест зала.

— Смотрит Вера.

— Смотрят пионеры.

— Смотрит капельдинер.

— Традиционная красивая спящая красавица.

— Один из пионеров, узбек, смотрит, сердится, кричит.

— СТЫДНО, ПЛОХО.

— Смотрит капельдинер.

— План красивой сцены превращается в пародийный. Лезут доски пола. Мишура.

— (Сцена с колосников пожарного). Смотрит пожарный. Говорит.

СТЫДНО.

— Оркестр. Дирижер недоумевающе смотрит на инструмент.

— Инструменты явно врут.

— Сцена. Люди смотрят друг на друга.

— Они видят и сцены их закулисную жизнь, балерин в валенках. Пыль. Надписи сзади декораций.

— Люди смотрят друг на друга.

— Они видят актерские руки, ноги, усталые лица.

— Зал свистит.

— Свистит Вера, так что…

— … зажал уши, свистя, рядом с ней сосед — мальчик.

— Свистят фабричные гудки.

— Паровозы.

— пароходы.

— На экране проносятся обложки Тэжэ, Ахровские плакаты.

— Зал свистит.

— Свистят паровозы.

— пароходы.

— Пожарный бежит к веревке.

— Падает железная занавес.

— Идет карнавальное шествие с плакатом: «Искусство должно активизировать массы на строительство».

— Планы массового действа на площади Урицкого.

— Поэты с лицами знакомыми всем читают стихи по радио.

— Горят буквы с названиями пьес над входом театра.

— Играет оркестр всесоюзной музыкальной олимпиады.

— Трое спортсменов бегут, перегоняя друг друга на спорт площадку.

— Работают, соревнуясь три ткацких станка.

— Бегут спортсмены.

— Аплодирует рабочая публика.

— Работают, соревнуясь бетонщики левого и правого берега Днепростроя.

— Реагирует толпа. (Снять толпу, реагирующую на спортивное состязание).

— Играет оркестр Всесоюзной Музыкальной Олимпиады.

— Фронтон Большого театра. Три лошади скачущие на месте исчезают.

— Фронтон. На фронтоне три строя <зачеркнуто; сверху вписано: фигуры> соревнующих спортсменов.

КОНЕЦ.

Конец сценария не стал концом фильма, как не станет и концом настоящей заметки. Для нее авторы избрали специфический угол зрения на историю шести хвостов одной ленты — нас здесь интересует не столько предыстория фильма Васильевых, сколько образчик сюжето-сложения по Шкловскому.

Финалы — больное место Шкловского-сценариста: в фильме «По закону» концовку заменил режиссер, в «Третьей Мещанской» Шкловский сам не сумел найти разрешения ситуации («…конец вещи, с выходом женщины из того суррогата семьи, в котором она находилась, написать мне было трудно и дело кончилось чисто формально — отъездом, который, к сожалению, немедленно сделался дурной привычкой советской кинематографии»41). Примененное в «Третьей Мещанской» кольцо — фильм начинается с прибытия поезда в Москву, а кончается средним планом героини в поезде, движущемся обратным курсом, — Шкловский в своих опоязовских работах называл простейшим из сюжетных построений.

Финал, «разрешение композиции», для Шкловского — мерило сюжета. В «Моталке» 1927 года он жаловался на сценаристов: «Нет сюжета, нечем кончить вещь <…>» 42. В статье «Строение романа и рассказа», впервые опубликованной в 1921 году, Шкловский формулировал ту же мысль: «Если мы не имеем развязки, то не получаем и ощущения сюжета»43. Это убеждение, по всей видимости, разделяли и постановщики «Спящей»: «Строение рассказа и романа» вошло на правах главы в книгу Шкловского «О теории прозы» 1929 года, внесенную опытным монтажером и начинающим режиссером Сергеем Васильевым в список обязательного чтения для студентов Госкинотехникума. Так тезис из теории сю-жетосложения стал практическим руководством по сценарному делу.

Ученики Эйзенштейна по классу режиссуры44, в области сюже-тосложения Васильевы многое переняли у Шкловского — их прежнего сослуживца по Бюро перемонтажа. Можно заподозрить, что в коридорах и курилках кинофабрик терминами чеканки ОПОЯЗа обменивались по курсу профессионального жаргона. Посетив балетный спектакль в Большом театре в целях изучения материала, Георгий Васильев заглянул в оркестровую яму и сделал в режиссерских набросках к «Спящей красавице» следующую запись: «Арфистка — старуха». И добавил без кавычек: «остранение»45.