История любви

Это был очередной наш не-разговор. С кричащим отсутствием конкретной темы.

– Отец, вы ни слова не сказали о Дженнифер.

– А что сказать? Ты поставил нас перед свершившимся фактом. Разве нет?

– А все-таки – что вы думаете?

– Я думаю, Дженнифер – замечательная девушка. При ее происхождении попасть в Рэдклифф…

Этой хренью в духе «плавильного котла» он уводил разговор в сторону.

– Ближе к делу, отец.

– А дело не в молодой леди, – сказал он. – Дело в тебе.

– Да? – сказал я.

– В твоем бунте, – пояснил он. – Ты бунтуешь, сын.

– Отец, я не понимаю, почему женитьба на красивой и одаренной девушке из Рэдклиффа означает бунт. Она же не какая-то оголтелая хиппи…

– Она много чего «не».

А, вот и уперлись в главное. Чертовы пети-мети.

– Что вас больше всего нервирует, отец? Что она католичка или что бедная?

Он ответил почти шепотом, чуть подавшись ко мне:

– А что из этого тебя больше всего привлекает?

Мне хотелось встать и уйти. Так я и сказал ему.

– Останься и разговаривай как мужчина.

А не как кто? Как мальчик? Как девочка? Как мышь? Словом, я остался.

Сукин сын был колоссально доволен, что я остался сидеть. То есть ясно было, что он рассматривал это как еще одну, очередную победу надо мной.

– Я бы просил тебя только чуть-чуть повременить.

– Определите это «чуть-чуть», пожалуйста.

– Окончи юридический факультет. Если это настоящее, ты выдержишь испытание временем.

– Это настоящее, и какого черта подвергать его произвольному испытанию?

Суть моего ответа, наверное, была понятна. Я восстал против него. Против его произвола. Желания доминировать, управлять моей жизнью.

– Оливер… – Новый раунд. – Ты несовершеннолетний.

– Несовершеннолетний для чего? – Я терял терпение, черт возьми.

– Тебе нет двадцати одного года. Юридически ты не взрослый.

– Да плевал я на юридические крючки!

Возможно, кто-то из сидевших по соседству расслышал мои слова. Словно в противовес моему выкрику, Оливер III ответил свистящим шепотом:

– Женишься на ней, и я не скажу тебе даже, который час.

Услышали – и черт с ними.

– Отец, вы сами не знаете, который час.

Я вышел из его жизни и зажил своей собственной.

9

Оставался вопрос с Крэнстоном, Род-Айленд, городом чуть дальше от Бостона к югу, чем Ипсвич – к северу. После провальной попытки представить Дженнифер будущим свекру и свекрови («Обошлось малой кровью?» – сказала она) я ожидал встречи с ее отцом без всякой уверенности. Тут мне предстояло столкнуться с синдромом итальянско-средиземноморской любви к своему чаду, осложненному тем, что матери у нее нет, а это означает особенно тесную близость с отцом. Придется иметь дело со всякими эмоциональными силами, о которых пишут в книгах по психологии.

Плюс я нищий.

То есть вообразите на секунду Оливеро Баррето, славного итальянского паренька с той же улицы в Крэнстоне, Род-Айленд. Он приходит к мистеру Кавильери, пирожнику, и говорит: «Хочу жениться на вашей единственной дочке Дженнифер». Каким будет первый вопрос родителя? (Он не усомнится в любви Баррето, потому что знать Дженни – значит любить Дженни; это непреложная истина). Нет, мистер Кавильери скажет что-то в таком роде: «Баррето, как ты намерен ее содержать?»

Теперь представим себе реакцию мистера Кавильери, если Баррето сообщит ему, что все как раз наоборот, по крайней мере в ближайшие три года: его дочь будет содержать зятя! Не указал бы добрый мистер Кавильери ему на дверь или, если бы Баррето был помельче меня, не проводил бы пинками?

Как пить дать выгнал бы.

Может быть, этим и объясняется, почему в то солнечное майское воскресенье по дороге на юг, на шоссе 95 я строго соблюдал скоростной режим. Дженни, полюбившая мою обычную манеру вождения, в каком-то месте пожаловалась, что я еду сорок миль в час при разрешенных сорока пяти. Я сказал ей, что машина нуждается в тюнинге, чему она нисколько не поверила.

– Джен, скажи мне еще раз.

Терпение не принадлежало к числу добродетелей Дженни, и она не пожелала поддержать во мне уверенность, еще раз ответив на мои дурацкие вопросы.

– Дженни, пожалуйста, еще разик.

– Я ему позвонила. Я ему сказала. Он сказал, о’кей. По-английски, потому что я тебе говорила, а ты как будто не хочешь поверить – он ни слова не знает по-итальянски, кроме нескольких ругательств.

– Не дашь ли определение «о’кей»?

– Хочешь сказать, что в Гарвард на юридический приняли человека, который не понимает даже слова «о’кей»?

– Это не юридический термин.

Она тронула меня за плечо. Это я, слава богу, понял. Но все еще нуждался в прояснении. Хотел знать, что меня там ждет.

– «О’кей» может также означать: «Как-нибудь перетерплю».

Ей достало милосердия повторить в десятый раз и во всех подробностях свой разговор с отцом. Он был рад. Рад. Отправляя ее в Рэдклифф, он вовсе не рассчитывал, что она вернется в Крэнстон и выйдет за соседского парня (который, кстати, сделал ей предложение перед самым отъездом). Поначалу он не поверил, что ее суженого в самом деле зовут Оливером Барретом IV. И предостерег дочь, чтобы не нарушала Одиннадцатую заповедь.

– Это которую? – спросил я ее.

– Не ври отцу своему, – сказала она.

– А-а.

– И это все, Олли. Честно.