История любви

В четверг я академически сравнялся с Дженни, получив свою степень в Гарварде, cum laude[21]. Вдобавок я был избран церемониймейстером и в этом качестве вел выпускников к их местам. Это значит, я шел даже впереди отличников, супер-супер-умных. Очень хотелось сказать им, что мое предводительство решительно подтверждает мою теорию, что час на хоккейной площадке стоит двух в библиотеке Уайденера. Но воздержался. Пусть радость будет всеобщей.

Не знаю, присутствовал ли Оливер Баррет III. В утро торжественного вручения дипломов в Гарвард-Ярде собралось больше семнадцати тысяч народу, и я даже не думал озирать ряды в бинокль. Понятно, что билеты, предназначавшиеся родителям, я отдал Филу и Дженни. Каменноликий, как питомец, спокойно мог прийти и сесть с выпускниками 1926-го. Но с какой стати он захочет? В смысле – ведь банки в этот день работают?

Свадьбу устроили в воскресенье. Наше решение не приглашать родственников Дженни было продиктовано искренней заботой: неупоминание Отца, Сына и Святого Духа сделает это событие тяжким испытанием для сохранивших веру католиков. Происходило это в Филипс-Брукс-Хаусе, старом здании с северной стороны Гарвард-Ярда. Вел церемонию Тимоти Блаувелт, унитарианский капеллан. Естественно, был Рэй Стрэттон, и еще я пригласил Джереми Нейхема, друга с эксетерских времен, который предпочел Гарварду Амхерст. Дженни позвала подругу из Бриггс-Холла и, вероятно из сентиментальных побуждений, свою высокую нескладную коллегу по столу выдачи в библиотеке. И конечно, Фила.

Фила я поручил заботам Рэя Стрэттона. Постарайся, чтобы чувствовал себя свободно. Да и сам Рэй не так уж был спокоен! Они стояли рядом, явно испытывая неловкость и заражая друг друга своим смущением перед «кустарной свадьбой» (как выразился Фил), которая выльется в «фильм ужасов» (как предсказывал Стрэттон). А все потому, что Дженни и мне предстояло обратиться с кратким словом друг к другу! Мы видели уже такое весной, когда Дженнина музыкальная подруга Мария Рандл сочеталась браком со студентом-дизайнером Эриком Левенсоном. Это была очень красивая церемония, и мы решили последовать их примеру.

– Готовы вы оба? – спросил мистер Блаувелт.

– Да, – ответил я за обоих.

– Друзья, – обратился к остальным Блаувелт, – мы собрались, чтобы лицезреть соединение двух жизней в браке. Послушаем слова, с которыми они обратятся друг к другу по случаю этого святого события.

Невеста первой. Дженни, ко мне лицом, прочла стихотворение. Это было трогательно, для меня в особенности, потому что прочла она сонет Элизабет Баррет:

Когда наши души, прямые и сильные,
Безмолвно встали друг к другу лицом
И все ближе и ближе,
Пока широкие крылья не загорелись огнем…

Краем глаза я увидел Фила Кавильери – бледного, с открытым ртом, в глазах изумление и обожание. Мы дослушали сонет – в своем роде молитву о месте:

Где любви отведен лишь день
Посреди темноты и объемлющей смерти.

Затем была моя очередь. Трудно было выбрать стихи, которые можно прочесть не краснея. Не мог я стоять перед ними и декламировать что-то кружевное, приторное. Не мог. Но отрывок из «Песни большой дороги» Уолта Уитмена, хоть и короткий, все сказал за меня:

…я даю тебе руку!
Я даю тебе мою любовь, она драгоценнее золота,
Я даю тебе себя самого раньше всяких наставлений и заповедей;
Ну а ты отдаешь ли мне себя? Пойдешь ли вместе со мною в дорогу?
Будем ли мы с тобой неразлучные до последнего дня нашей жизни?[22]

Я закончил, и в зале чудесно все стихло. Потом Рэй Стрэттон дал мне кольцо, и мы сами – Дженни и я – произнесли брачную клятву, что будем друг друга любить и лелеять, пока смерть не разлучит нас.

Властью, данной ему штатом Массачусетс, мистер Тимоти Блаувелт объявил нас мужем и женой.

Задним числом наша «вечеринка после матча» (по выражению Стрэттона) представляется ненарочито непретенциозной. Мы с Дженни решительно отказались от Дороги шампанского[23] и, поскольку нас было мало и мы могли разместиться в одном отсеке, отправились пить пиво к Кронину. Помню, сам Кронин угостил нас по первому кругу в честь «самого лучшего гарвардского хоккеиста со времен братьев Клири».

– Черта с два! – возразил Фил Кавильери, стукнув кулаком по столу. – Он лучше всех Клири, вместе взятых.

Полагаю, Фил имел в виду (он в жизни не видел хоккейного матча в Гарварде), что, какими бы мастерами ни были Бобби и Билли Клири, жениться на его красавице-дочке им не случилось. Мы все уже были хороши, и это стало поводом принять еще.