История марксизма-ленинизма. Книга первая (40-е годы XIX века – 1871 год)

Еще Антонио Лабриола хорошо показал существо националистической «аргументации» мелкобуржуазных демократов Дж. Мадзини и М.А. Бакунина, рассчитанной на то, чтобы представить марксистское учение как «немецкую идеологию». Марксизм, писал Лабриола, постарались изобразить как «продукт интеллектуальной деятельности двух талантливых немцев. Ставя вопрос таким образом, Мадзини, собственно, возбуждал национальные обиды по отношению к этим двум авторам, которые, как материалисты и коммунисты, были как бы созданы для противопоставления его идеалистической формуле отечество и бог… В этом отношении судьба творцов научного социализма почти трагична. Двумя немцами они бывали не раз в глазах тех из революционеров, которые были шовинистами, иногда они сходили и за агентов пангерманизма – в несправедливых выпадах Бакунина, имевшего ум, столь склонный к вымыслам, чтобы не сказать иначе; это два немца, которые и на родине, оставленной ими как изгнанниками уже в годы первой молодости, сталкивались с сознательным замалчиванием со стороны профессоров, для которых раболепие есть патриотический акт»[35].

М.А. Бакунин отвергал марксизм как «чужеродное немецкое учение», прямо противопоставляя народы славянской и латинской групп (как «революционные по духу» народы) «немцам вообще», которым он отказывал в способности к революционному мышлению и действию.

Бакунинская «методика» была использована мелкобуржуазными противниками марксизма во Франции, которые разделяли идею, заимствованную у буржуазных революционеров конца XVIII века, о том, что миссия освобождения Европы и всего мира принадлежит Франции. К 70 – 80-м годам вера в это переросла в открытый шовинизм: мелкобуржуазные социалисты считали, что право возглавлять освободительное движение монопольно принадлежит Франции[36]. Уверовав в свое идейное первородство, они яростно нападали на «ввозной, немецкий» марксизм.

Третируя марксизм как «немецкое» учение, реформисты-поссибилисты в 80-х годах называли марксиста Жюля Геда «проконсулом» – «наместником» Германской социал-демократии во Франции. Их лидеры Б. Малон и П. Брусс приходили, иронизировал Энгельс, «в ужас при мысли, что нация, осчастливившая мир французскими идеями, обладавшая монополией на идеи, что Париж, этот светоч всего мира, должны теперь вдруг получать социалистические идеи совсем готовыми от немца Маркса»[37]. Людям, влачившим на себе груз шовинистических предубеждений, это казалось чем-то вроде национального предательства, во всяком случае – тяжелым ударом по национальной гордости. Анархисты не отставали от поссибилистов и подобно им объявляли пролетарских социалистов «прусскими агентами». Все оппортунистические группы в рабочем движении – и правые и «левые» – пытались эксплуатировать национальные чувства французов после поражения в войне 1870 – 1871 годов, отождествляя марксизм с… пруссачеством.

Это повторялось во Франции множество раз, вплоть до наших дней. Известна, например, получившая широкую рекламу в 70-х годах нашего века попытка Робера Арона противопоставлять «германскому» социализму Маркса «французский» социализм Прудона. «…Одним из решительных виражей в истории нашей цивилизации был разрыв между двумя людьми – Прудоном и Марксом»[38], – писал этот автор, призывая вернуться к прудонизму. Ряд других авторов видит «специфически французское учение» также в сорелианстве, указывая на национальный характер источников этого анархо-синдикалистского течения: учения П.Ж. Прудона, синдикалиста Ф. Пелутье, философа-идеалиста А. Бергсона.

Не только во Франции, но и в других странах предпринимались подобные попытки «локализации» якобы «немецкого» марксизма. В Италии, например, говорили о «своей», «национальной» интерпретации научного социализма, которая опиралась бы на «национальное наследие итальянского историзма Вико и Кроче».

Уже во второй половине XIX века мелкобуржуазные идеологи пытались «локализировать» теорию Маркса – Энгельса и другим способом, относя ее только к специфическим условиям капиталистического развития Англии в XVIII – XIX веках. Маркса и Энгельса упрекали, будто они «некритически» распространили выводы из своих наблюдений за экономическими отношениями Англии на весь мир, «неправомерно» приписали конфликтам, развертывающимся «на английской фабрике», значение главного противоречия современного общества, «безосновательно» придавали своим «британским впечатлениям» значение всеобщих законов. И в наше время не перевелись попытки подобного рода доказать «национальную» (или же «континентальную») «ограниченность» Марксова анализа капиталистического способа производства.

Нелепо рассматривать теоретическую деятельность Маркса и Энгельса, а позже и Ленина как обобщение лишь частного, специфического, «национального» опыта. Подобное обвинение должно быть целиком переадресовано их идейным противникам, которые за «открытые» ими всеобщие истины выдают те или иные элементы именно своего опыта, ограниченного классово, пространственно и во времени, придавая им абстрактную форму. И тогда буржуазное общество превращается в «общество вообще»; буржуа, живущий в определенном регионе мира и в определенный исторический период, приобретает идеализированную форму «человека вообще»; смазывается различие между общим и особенным, всеобщим и национально-специфическим.