История моей жизни

Из долетающих ко мне обрывков этого торопливого разговора я начинаю понимать, что им нужен мальчик и что они меня оставляют.

4. СОНЯ

- Hy уж если ты такой умный, что умеешь делать, "что прикажете", так идем - я тебе дам командира...

Все это хозяйка произносит ласково и шутливо, а я, привыкший ко всяким неожиданностям, осторожно и с оглядкой следую за нею.

Через дверь, прорезанную в задней стене магазина, мы входим в полутемную комнату, заставленную шкафами, комодами и широкой неубранной кроватью.

Из этой комнаты входим в следующую. По обстановке догадываюсь, что мы проходим столовую. Oтсюда по деревянной скрипучей лестнице спускаемся в кухню.

Следую за хозяйкой, понур я голову. Из-за ее широкой спины мне ничего не видно.

- Соня, вот тебе помощник...

Хозяйка отодвигается, чтобы показать меня, и я вижу между чисто прибранной кроватью и огромной русской печью сидящую на табуретке в одной рубахе молодую девушку-смуглянку, натягивающую на ногу тонкий длинный чулок цвета крем.

Соня на секунду приподнимает голову, отягченную пышной черной косой необычайной длины, обдает меня Темным взглядом черных глаз и, усмехнувшись, говорит:

- Я просила взрослого мальчика, а не грудного младенца... Я - не кормилица...

Острое чувство стыда обжигает лицо мое. За меня заступается хозяйка.

- Пожалуйста, оставь свои капризы... Ему уже двенадцать лет, а что он мал ростом - это ничего не значит... Расскажи ему, что надо делать, и сама скорее одевайся. Тень уже на нашей стороне, жара спадает, и скоро появятся покупатели... Ну, а ты, - обращается ко мне толстуха, -будь внимательным и делай все, что она тебе прикажет.

Мать уходит. Соня принимается за второй чулок. Слежу за каждым ее движением и боюсь, что она меня прогонит. Покончив с чулками, девушка оправляет подол рубахи, ноги всовывает в маленькие ночные туфли и встает высокая, гибкая...

- Тетя Соня, возьмите меня. Я все буду делать, что захотите, обращаюсь я к ней, а сам от робости и волнения даже потеть начинаю.

Соня обнимает меня добрым взглядом миндалевидных глаз и вдруг разражается звонким смехом.

- "Тетя Соня"... Я уже тетя...

Мне нравится ее веселый, заразительный смех. Особенно милы две ямочки на щеках. В одной из них во время смеха или улыбки проваливается черная точка - родинка.

- Я старше тебя на пять лет и уже тетя, - говорит она, смеясь, и подходит ко мне .почти вплотную. - Ах, ты, черненький такой!.. Тебя не обронили по дороге цыгане?..

- Нет, тетя Соня, я приехал из Киева.

Девушка снова заливается, и я доволен, что мне удалось притворной наивностью развеселить ее.

- Подойди-ка к окну... Надо хорошенько разглядеть моего помощника... Э, да ты крепенький... Плечи широкие, руки толстенькие... Настоящий мужчина. А это что? Аи, срам какой!.. Такие чудесные кудри и осыпаны гнидами... Ты, должно быть, сирота? Я так и знала... Сейчас вымою тебе голову и вычешу всю эту гадость...

Минута - и мы приступаем к делу.

- Раздевайся... Ну!.. Кому говорят?..

Я ошеломлен, сконфужен, растерян, но в то же время ласковый голос красивой девушки и непритворное участие убеждают меня в том, что она ко мне относится без насмешки, и это сознание успокаивает меня. Но раздеться я все-таки не решаюсь.

А Соня от слов переходит к делу, я исподлобья наблюдаю за нею. Работает она быстро, умело, и все ее движения мягки, пластичны, а походка легкая, живая, танцующая. Большие черные глаза с голубой эмалью белков освещают тонкие и правильные линии лица, украшенного темными дугами бровей, продолговатым с горбинкой носом и сверкающим оскалом безызъянных зубов. Запоминаю каждый жест, малейший поворот головы этой жизнерадостной девушки.

В большой медный таз наливает она горячую воду, достает мыло и поминутно забрасывает на спину толстую иссиня-черную косу, сползающую на пол.

- Что же ты стоишь?.. Сказано - раздевайся... Скажите пожалуйста, еще стыдиться вздумал... Я старше тебя и не стыжусь... Ну, живо!.. Скидывай рубашонку и штанишки!., да, да.. Ну, скорей - вода стынет... Вот так, молодец...

Склоняюсь над тазом, и начинается мытье. Соня старается вовсю: скребет голову ногтями, мыла не жалеет, и в глаза попадает горечь.

- Вот теперь ты станешь чистеньким мальчиком и всем будешь нравиться, приговаривает она.

Прислушиваюсь к ее голосу, и мне вспоминается то далекое время, когда надо мною ворковала моя покойная мама.

После мытья Соня приступает к уничтожению вшей.

Делает она это с помощью частого гребешка и причиняет мне такую боль, что я зубами скрежещу, но молчу, не издаю ни одного крика, ни одного стона.

- Ах, ты, бедняжка моя, как ты мог жить с такой головой? - говорит Соня.

Она сидит на табуретке и сжимает меня коленками, чтобы я не сбежал.