24 ноября мы уехали из Праги в Дрезден. Для меня та поездка стала памятной; я никогда ее не забуду. Путь от границы Богемии до Дрездена по железной дороге занимает три часа, но всю дорогу, пока мы не приехали в Дрезден, по обе стороны путей толпились люди, которым хотелось хоть одним глазком взглянуть на меня и моего мужа. Все они махали носовыми платками; когда поезд проезжал мимо, до нас доносилось энергичные крики «Hoch!»[26]
.По пути мы останавливались на каждом полустанке. Я получила огромное количество букетов; обычно их дарили мне маленькие девочки, одетые в белое; они читали стихи, в которых приветствовали меня в Саксонии.
Такая доброта меня совершенно ошеломила; никогда раньше я не видела проявлений столь искренней привязанности. Я ласкала милых детей и испытывала неподдельную радость, когда люди из толпы пытались дотронуться до меня. То была поистине триумфальная поездка, и я мысленно ругала себя за то, что ранее по глупости поддалась дурному предчувствию. «Разумеется, – рассуждала я, – в стране, жители которой так тепло ко мне относятся, со мной не может случиться ничего плохого! Если саксонцы любят меня, еще не зная по-настоящему, родные мужа тоже меня полюбят, и я буду счастливейшей женщиной на свете». Я живо представляла, сколько сделаю добра. Тогда же я решила, что всегда буду другом и утешительницей для тех, кто попросит меня о помощи и сочувствии, пусть даже просители окажутся самыми жалкими уличными нищими. Я ни за что не стану «недоступной» принцессой, которая делает вид, будто никого не замечает и словно смотрит сквозь людей, и никогда не поддамся чужому влиянию, если мне попробуют запретить делать то, что, по моему мнению, идет во благо.
Утешенная и успокоенная своими приятными раздумьями, я приехала в Дрезден в ореоле счастья. Нам устроили великолепный прием. Казалось, все вне себя от радости; люди были взволнованы, и я сама забывалась от изумления и радости при виде того, как воодушевленно встречает обычно бесстрастный народ девушку двадцати одного года.
У вокзала нас ждала закрытая карета – величественное старинное средство передвижения, лакированное и запряженное восьмеркой, похожее на те, в каких английские монархи едут к месту своей коронации. Мы тронулись с места, сопровождаемые почетным караулом. Когда проезжали по городу, один сюрприз следовал за другим. Несмотря на ноябрь, повсюду были розы, и весь Дрезден напоминал огромный сад. На крышах толпились люди; они бросали в нас розы, когда мы проезжали мимо. Одни забрались на уличные фонари, другие сидели на металлических консолях, на которых висели лампы. В витринах вместо товаров тоже стояли или сидели зрители; кому-то поставили кресла внутри. Жители, стоявшие у окон, бросали нам цветы, и со всех сторон слышались приветствия и крики радости.
Единственное, что раздражало меня в тот счастливый день, был ненавистный туалет, «созданный» для моего торжественного вступления в Дрезден. Хотя мне и позволили в определенной степени выбирать себе наряды, мама по-прежнему настаивала на своем, когда речь заходила о платьях для торжественных случаев. Поэтому на мне было то, что она и придворные сочли уместным для моего первого появления на новой родине, – отвратительное голубое суконное платье, отороченное синим бархатом, а также бежевая накидка, обшитая тесьмой и обильно украшенная гагатами. В наши дни это звучит так же ужасно и безвкусно, как тогда, и я в глубине души думала, что напоминала варварку, увешанную бусами.
«Ужасно!» – сказала я, ощутив всю тяжесть гагатовых цепей на плечах. Узкое, тяжелое платье напоминало гнетущие, сковывающие правила этикета, которые я так ненавидела. И я не без цинизма подумала: будь на месте платья настоящее правило этикета, какой бы скованной я себя в нем чувствовала!
Мы прибыли в ратушу, где нас приняли мэр и представители городских властей Дрездена; было произнесено множество речей. Из ратуши мы проследовали в королевский замок, который являл собою любопытное и внушительное зрелище. С многочисленными церемониями нас провели в парадные апартаменты, где собрались министры и представители дипломатического корпуса. Их всех по очереди представляли мне, и, хотя я очень устала, надеюсь, мне удалось сказать каждому из них несколько вежливых и уместных слов. Члены королевской семьи обязаны обладать спартанской выносливостью, но привычка в конце концов превращается у нас во вторую натуру, и нам в целом удается не выдавать на публике признаки телесной или умственной усталости.
Когда прием окончился, мы отправились в наш новый дом, во дворец Ташенберг, часть которого выделили нам для проживания. Нас сопровождали гофмейстер, господин фон Рай-ценштайн, и его жена, моя камер-фрау, а также фрейлина, Элиза фон Энде, очень хорошенькая, обаятельная и умная девушка.